– Пила его?
– Его.
– Соглашайся. Но пол-литра вперед.
После того, как земляные работы во дворе соседа были
закончены и выпита вторая бутылки чемерги, вместе с
соседом, которому в пьяную головушку пришла идея освоить
целинный непаханый кусок земли, распо-ложенный между
забором и новенькими деревянными мостками и давно
мозоливший ему глаз.
– Сколько ставишь? – спросили его землепашцы.
– Литр.
– Бутылка вперед. У нас такая такса.
После выпитого, как пытались пахать целину и как
умудрялись свер-нуть и утащить плугом мостки до самого
забора, решительно никто не помнил, но на звериный вой,
поднятый вернувшейся с работы соседкой, сбежалось
полXулицы‚ и работа мастеров наконец-то была оценена по
достоинству:
– Надо же‚ земля, как пух!
– Молодцы, парни!
– А мостки-то, мостки-то! Смотрите‚ люди добрые! Как же я
те-перь буду ходить в баню?
– Да сделает твои мостки Степка к субботе, чего орать-
то на всю улицу. И на следующее утро Коля и Володя, найдя
свое состояние неудовлетворительным, наскоро исправили
плуг и лебедку при помощи подручного инструмента –лома и
кувалды – и вспахали огород следую-щему соседу за ту же
таксу, поскольку начало отпусков у них совпало
удивительным образом.
– Коля, а ты будешь огород свой копать лопатой?
– Лопатой.
– Ну и на здоровье. А вы с Вовой, поскольку оба находитесь в
от-пуске, привозите плуг с лебедкой завтра прямо в кузницу.
Там я их от-ремонтирую. У меня в душе обиды почему-то на
Николая нет, и‚ глядя на его взъерошенную физиономию, я с
трудом скрываю улыбку.
Они действительно привезли плуг с лебедкой мне прямо в
кузницу, где я потихонечку привел его в превоначальный вид и
даже покрасил краской. И еще. Коля с Володей, сами того не
желая, оказали мне не-оценимую услугу – они в течение целой
недели так шумно и яростно рекламировали мой плуг с
лебедкой, что мужики вынесли заслужен-ный и окончательный
вердикт:
– Летает по огороду‚ как ласточка. Да и лебедка‚ что надо, – поста-
вил свою «жучку» и вперед.
Но не все‚ к моему великому сожалению.
* * *
А между тем, закончив работу со скобами, я по причине
высвобо-дившегося времени пошел и выпросил у лесопунктовского
механика по имени Женя подходящую трубу для окучника. Отвалы
я решил сде-лать из листа стали, толщиной не более двух
миллиметров, поскольку
в большей не было необходимости. И вскорости необходимый
мне лист уже лежал в кузнице на столе, а я по бумажным
лекалам выво-дил на нем контуры будущего окучника. Затем
при помощи зубила и Миши Земнягина, согласившегося после
долгих уговоров подержать это зубило, вырубил заготовки и
обточил зазубренные края на точиле. Загнуть их на чугунной
тормозной колодке было делом уже не хитрым, а уж сварить
между собой тем более. Затем окучники были изогнуты по его
форме, а уж выкрасить его сам Бог велел.
Идя с работы с окучником на плече, я с тревогой увидел захму-
рившееся небо: тяжелые темные тучи выходят из-за зеленой стены
тайги и грозят пролить на мой огород, значительно подсохший за
прошедшую солнечную неделю и готовый к окучиванию, непомер-
ное количество влаги. Я убыстрил свой шаг и уже почти бегом
влетел на огород. Ведь если пройдет дождь и грядки намокнут, то
картошку, уже вышедшую из земли сантиметров на десять, мой
окучник, при-водимый в действие мускулистой силой, окучивать
едва ли сможет.
Первую неглубокую борозду я провожу точь-в-точь, как учил Миша
Земнягин. Здорово! Теперь разворачиваемся – и по этой же борозде. Уже
значительно лучше. Ну‚ а теперь в третий раз. Как у Аннушки!
Пройдя следующий ряд окучником, я с минуту любуюсь
проделан-ной работой и вновь принимаюсь за дело. Огромная
иссиня-черная туча меж тем закрывает почти треть неба‚ и
движения мои ускоряются, я уже почти бегаю по огороду с
высунутым языком. Скорей! Скорей! Скорей! Еще рядок. Еще
рядок. Еще рядок. Где она? Уже‚ наверно‚ поливает мою кузню.
Сколько мне осталось? Полгрядки. Ой, не могу. Сейчас упаду и
сдохну. Все. Последний ряд.
И последний ряд я прохожу окучником, уже еле передвигая
ноги, валюсь в борозду совершенно без сил. А черная туча,
постояв перед пышущим жаром поселком, сворачивает направо
к речке Рассохе. Как бывало уже не раз.
На узкие деревянные мостки, разделяющие огород на две
равные половины, выходит моя соседка Августа, привычно
заложив руки за спину. Дойдя до середины, она
останавливается и внимательно созер-цает дело моих рабочих
мозолистых рук:
– Света.
Невидимый, но знакомый голос отвечает ей:
– Да, мам.
– Подь-ка, что покажу.
И на мосточки выходит Светлана, младшая дочь Августы,
изящно покачивая налитыми широкими бедрами, затянутыми в
короткую до середины колена узкую белую юбку.
– Смотри, что ВовкаXто сотворил?
– Да, красота-то какая, мам. Окучил, как трактором у нас в
кол-хозе.
Они еще некоторое время стоят на мосточках, тихо
переговарива-ясь, не видя меня бедолагу, а затем, не спеша
проходят в свой огород, расположенный сразу же за моим. А я
потихонечку поднимаюсь с зем-ли и бреду к дому, где меня уже
поджидает Шурик Казаков, покуривая сигаретку.
– Здорово, Володя!
– Здоровей видели.
– А хамить-то зачем?
– С кем поведешься – от того и наберешься.
– Картошку окучил?
– Окучил.
– Ну-ка‚ дай-ка‚ гляну, ого! Как в колхозе. Опять что-нибудь
придумал.
– Окучник.
– Покажи. Надо же, а крыльяXто у него почему такие широкие?
– Чтобы ботву заваливал.
– Здорово! Стало быть у тебя, такого вумного, и картошечка в
под-поле водится.
– Есть малехо.
– Малехо, это сколько?
– С ведерко.
– Ну а сверху можешь положить по килограммчику риса и гречки. Поверь
мне, я на тебя за это даже не обижусь.
– Как прикажете, ваше Высокосковородное.
Шурик садится на диван, берет в руки библию, лежащую на
столе и, раскрыв ее наугад, читает. А я тем временем лезу в
подпол и на-кладываю ведро картошки. Картошка‚ уже сморщенная,
проросшая длинными белыми отростками. Я их обламываю,
складывая в отдель-ную посудину. Картошки мне хватит до свежей
и даже еще останется и поэтому я предлагаю Шурику посетить мой
гостеприимный дом в самое ближайшее время с пустым ведром. От
этого предложения он тоже не отказывается и, листая страницы,
лениво спрашивает:
– Ну, что Володя ты стал умней, читая библию?
– Стал.
Шурик удивленно смотрит на меня:
– И в чем же это выражается, позвольте полюбопытствовать?
– Понимаешь‚ Шурик, изучая историю в школе, мы изучали
исто-рии самых разных государств. То есть его становление,
расцвет, а затем обязательное падение. Одни сухие факты,
щедро сдобренные фанта-зией авторов учебников, которые в те
времена не жили и‚ естественно‚ откровенно врали, поскольку‚
чем и как жили в то древнее время люди тех или иных
государств они не знали и знать не могли. А в библии
указываются истинные причины гибели этих народов и царств.
– То есть?
– То есть, сначала‚ как в истории‚ становление, затем – уже не как
в истории – правители, устав от сытой жирообразной жизни,
пускают-ся во все тяжкие. Глядя на них, их слуги начинают
творить то же самое и так далее и тому подобное. И это
царство-государство, уже сгнившее изнутри, постигают беды:
голод, мор, войны и прочее. КакоеXто время оно еще борется,
но это уже агония.
– Рыба тухнет с головы.
– Точно. Идет накопление грехов сначала в душе одного
человека, правителя, затем у его челяди и так далее. А потом
приходит распла-та. Тоже самое случилось и с Россией в 1917
году. Ведь даже Ленин, сидя в Швейцарии, буквально за
несколько месяцев до февральской революции, писал, что она в
настоящее время в России невозможна. И свершиласьXто
потом уже Октябрьская революция как бы сама со-бой. И никто,
никто ничего не смог сделать!
А как развалился Советский Союз? Мы с тобой можем судить
об этом уже объективно, поскольку мы жили в это время. Я
считаю, что самой главной ошибкой, как Сталина, так и Хрущева
и далее Бреж-нева во внешней политике – это конфронтация с
Западом. А для этого была нужна огромная и мощная военная
машина, которая высасывала все ресурсы страны и пускала их
на ветер. Можно было этого избежать? Можно. Но давно
выжившие из ума кремлевские старцы, озабоченные победой
социализма во всем мире, собст-венными внутренними сворами
и дрязгами и‚ конечно же‚ своим драгоценным здоровьем не
знали и знать не хотели, что народXто уже давно сидит,
положив зубы на полку, и ему на этот социализм во всем мире
давно наплевать. То есть правящая верхушка со своей
многомиллионной челядью: секретарями горкомов, парткомов,
профоргов, работников ОРСов и членами их семей и прочими
при-хлебателями жила припеваючи, а основная масса трудового
народа этого не имела и потому их ненавидела. И все вместе
уже давно не
верили ни в какой коммунизм, ни в какое братство и равенство всех
людей и народов на земле.
И поэтому Советский Союз в один прекрасный день
развалился‚ как карточный домик от легкого дуновения ветра.
Сказано же в би-блии: «… И воздастся вам по грехам вашим».
Так вот это написано много веков назад про нас, нынешних.
Шурик поднимает глаза к потолку и чуть слышно шевелит губами:
– И по грехам нашим…
Любимая поговорка Коли Щербина: ученье свет, а не ученье
– чуть свет и на работу.
А моя: кто рано встает – тому Бог дает. Если встать вместе с сол-нышком
и дунуть в лес по грибы, конечно же‚ по своим потаенным
и изведанным лесным огородикам, то и бегается быстрей, и
настро-ение отличное, а в душу вместе с солнечными теплыми
лучами вли-вается светлая радость. Любая работа, начатая с
раннего утра, всегда спорится и выполняется легко и быстро.
– Значит, ты – «жаворонок», – говорят в таких случаях люди,
начитавшиеся мудреных книг, – а я вот – «сова», и ничего с этим
не поделаешь: такими мы родились.
А я вот с этим не согласен. Потому что я – «жаворонок» в
течение рабочей недели, но это вроде‚ как поневоле. А в
выходные дни? А в выходные я тоже встаю рано и поэтому
чувствую себя прекрасно. Но однажды, будучи в отпуске среди
зимы и ничем не занятый, поскольку была у меня мечта: вот
взять и побездельничать целый месяц, я на-слаждался
ничегонеделанием, смотрел телевизор далеко за полночь
и просыпался поздно, часов в девять, а то и в десять. То есть
стал «совой». И что же? Просыпаясь, я чувствовал себя
разбитым и не отдохнувшим, а настроение было, как сейчас
любят говорить, ниже плинтуса. После такого месячного
«отдыха» я вышел на работу со стойким ощущением, что
отпуска и не было.
С тех пор, когда заходит разговор на тему «жаворонок-сова» я
убежденно отвечаю – нет никаких «жаворонков», а есть
нормальные люди, и нет никаких «сов», а есть просто лодыри.
Чтобы встать рано для выполнения какого-то намеченного дела в
выходной день, нужно пересилить желание еще поспать минут
десять, пятнадцать и бодрень-ко выпрыгнуть из койки. А уж после
того, как свежая холодная вода освежит лицо, а рука и горячий
крепкий чаек придаст бодрости, и сна как ни бывало, вот тогда я
обязательно похвалю себя за это. И здесь же, справедливости
ради, следует заметить, что иногда, я после звонка
* * *
будильника снова засыпаю, а потом нещадно кляну себя за это. Век
живи – век учись, как говорится.
А сегодня у меня настроение прекрасное, потому что светит
сол-нышко, потому что лето и еще потому что у меня на работе
нет ника-ких дел‚ и я горю желанием посидеть на лавочке возле
кузницы с та-ким приятным собеседником, как Саша Букарев. Но
Саши почему-то ни в вагончике, ни возле депо не видно.
– Где он?
– В отпуске, – отвечает Шура Матанин и обнажает в широкой добродушной
улыбке все свои стальные зубы.
– Зубы не жмут? – осторожно интересуюсь я у него.
В это время в кузницу вбегает взъерошенный лесопунктовский механик
Женя с метровой трубой в руке:
– Загни под прямым углом на трубогибе.
– Давай.
– Я потом за ней забегу.
И Женя куда-то убегает. Я небрежным жестом вставил трубу
в тру-богиб, как никак на днях присвоили «кузнец пятого
разряда», а это уже высший пилотаж, начинаю и уверенно тяну
ручку на себя. Но чтобы загнуть трубу на холодную, надо
хорошенько упереться ногами в пол и поднапрячься. Вот так! Но
внезапно труба, небрежно заку-шенная проушиной трубогиба,
вырывается, и я лечу на наковальню. От страшной боли в
правом боку я падаю на четвереньки и не могу не вздохнуть, не
выдохнуть. Из кузницы я выползаю тоже на четверень-ках с
широко открытым ртом и слышу над своей головой удивленный
голос Леши Квача:
– А говорили, кузнец не пьет!
Когда дыханье мое восстанавливается, я сижу на швеллере
возле кузни еще полчаса неподвижно, боясь потревожить
ноющий бок. Что со мной?
– Похоже, трещина в ребре, – отвечает мне Любовь Алексеевна, осмотрев и
прощупав мой бок, – надо на базу ехать на рентген.
– Надо, – обреченно вздыхаю я и одеваюсь. На рентген мне ехать не на что,
в карманах моих опять гуляет ветер.
Дома я отрываю от старенькой простыни длинную полоску, туго затягиваю
ею бок и иду на работу. Будь что будет.
Придя с работы, я вижу Саньку, отчаянно метелившую обеими ла-пами
своего серого друга. А он только жмурится и недовольно уркает.
– Санька! Иди домой. Там уже селедочка отмокла тебе.
Санька бежит домой на ужин, а ее друг сидит в борозде и
умы-вается.
 |
 |
 |