– Понял. Значит, эти халтурщики брали полосы сантиметров по тридцать и
более – абы побыстрей вспахать и отхватить магарыч.
– Верно, Николай. Ну что, погнали наши городских?
– Погнали.
Следующие три гряды мы вспахиваем на одном дыхании. И когда
плуг, небрежно придерживаемый Колей за ручки, пройдя последнюю
борозду, замирает перед лебедкой, я глушу пилу:
– Все. Сколько сейчас времениXто?
– Двенадцать часов.
– А начали?
– В десять.
– Вот так, друг мой ситный, на вспашку огорода мы потратили всего два
часа. Лопатой же я копал четыре дня по двенадцать часов
в день. Разница есть?
Николай‚ слегка запыхавшийся, удивленно качает головой:
– Здорово!
– И мне остается только пройти лопатой борозды, подкопать кон-цы гряд и
все. Но этим я займусь завтра. Пошли чай пить.
После чаепития мы сидим на крылечке и щуримся под лучами теплого
солнышка. А потом Коля решительно встает:
– Я побегу до Вовы Улякова. Он живет от меня через три дома,
и если застану его, то мы приедем с ним за плугом на «ИЖаке».
И действительно, спустя час я слышу на дороге звонкое
тарахте-нье мотоциклетного двигателя. К мосточкам,
переброшенным через сточную канаву, ведущим к нашему дому,
подлетает голубой «ИЖ-Юпитер», за рулем которого сидит Вова
Уляков в расстегнутой до пупа рубахе. А за его спиной, на
заднем сиденье крутит головой по сторонам Коля Балин.
Володя глушит двигатель‚ и они бодреньким шагом
направляются ко мне.
– Володя, здорово.
– Здорово‚ Володя.
Я крепко жму руку старому доброму знакомому, с которым мы какое-то
время работали на ТУ-4 № 35.
– Хвастайся, – крутит он головой, – а вот‚ вижу.
Володя проходит в огород, прищурившись, оглядывает
вспаханные грядки:
– Ты что, уже их програбил?
– Да нет. Так вспахали.
Володя недоверчиво смотрит на меня и поворачивается к Коле.
А тот в ответ истово крестится:
– Так и было, барин, вот те крест.
Они быстренько переносят лебедку к мотоциклу, грузят в
коляску, а следующим рейсом Коля Балин уже доставляет плуг.
Двигатель мо-тоцикла рявкает, весело тарахтит‚ и до меня
доносится веселый голос Коли Балина:
– Мы ли не моряки! Не наши ли жены бл..и?!
Санька сидит на коньке крыши бани и греется на солнышке‚
ря-дом с ней сидит соседский сибирский молодой кот и лениво
щурит зеленые глаза.
А в понедельник я привычно спрыгиваю с подножки дальнего
вагончика и по деревянным мосточкам вслед за нашими
деповскими мужиками иду в свою кузницу. Горн мой на
выходные вычищен‚ и раз-жечь его – дело нескольких минут.
Весенние аккордные работы, когда ставятся МАЗы и заводятся
легкие ТУ-6А, работающие летом на усах УЖД, уже закончились
и можно посидеть на лавочке перед кузницей
и поболтать с Сашей Букаревым о том, о сем. А когда он уходит
в депо, я иду в автогараж навестить Мишу Земнягина, ну и,
конечно же, по-хвастаться работой плуга.
Мишка сидит на скрипучей табуретки возле стола, заваленного ра-бочим
хламом, и что-то припаивает огромным дымящимся паяльни-ком. От жуткого
скрипа открываемой двери он невольно вздрагивает,
и малюсенький чинарик, прикрепленный к нижней губе,
вылетает изо рта.
– Тьфу, – плюется Михаил и швыряет паяльник на стол, – прине-сла
тебя нелегкая не вовремя.
– Что такое?
– Ну ведь осталось только посадить пару капель припоя, а
бычок упал на место пайки.
– Не горюй, Михаил, бывает и хуже. Держи вот целую
сигарету, как компенсацию за пропавший чинарик и испорченное
место при-поя. Я тебе сейчас такое расскажу, что ты свалишься
со своей раздол-банной табуретки…
– Табуретка, как табуретка…
– Я вспахал огород в субботу!
Миша враз забывает о приключившейся только что с ним беде
и подпрыгивает:
– Рассказывай!
– Я пересказываю ему во всех подробностях события минувшей субботы и
заканчиваю свое повествование восторженным:
– Ну как?!
– Слов нет, Вовчик.
– Слушай, а окучники ты не делал?
– Делал, только не такие, что продаются в магазине.
– Какие?
– Ты видел магазинные?
– Вчера видел у одного товарища.
– Ну, как?
– На утюг похож.
– Правильно. Эти окучники только роют борозды, но
картошкуXто они не окучивают. Так, чуть-чуть. И поэтому я
делал отвалы на них более широкие. Понял?
– Понял. Только я слабо представляю, как я потащу руками такой окучник по
гряде – здесь лебедка нужна будет.
– Можно‚ конечно‚ сделать окучник и под лебедку, но я
думаю, делать этого все-таки не стоит. Почему? А вот‚
послушай. Ты берешь окучник и тянешь его двумя руками, но
при этом не зарывайся в зем-лю глубоко. Заглубись
сантиметров на пять, и хватит.
– А дальше?
А дальше: разворачиваешься и снова проходишь по борозде, и сно-
ва заглубляешься сантиметров на пять. Если потребуется еще –
пройди еще раз. Это совсем не тяжело, уверяю тебя.
Я задумчиво чешу макушку головы и поднимаю на Мишу глаза:
– Надо делать.
– Надо‚ Федя, надо.
Имея за плечами бесценный опыт по изготовлению плуга с
мото-лебедкой, я нисколько не сомневаюсь, что окучник сделаю.
И в моей голове уже мелькают один за другим его варианты. Но
в кузнице меня уже поджидает Андрей Ипатов:
– Скобы нужны.
– Сколько?
– Триста штук к субботе.
– А..
– Сейчас Володька Бескуров привезет арматуру с Нижнего
склада. Управишься?
– Управлюсь.
А пока арматуры еще нет и в помине, я решаю изготовить
новую треугольную рубалку, при помощи которой мне предстоит
рубить эту рифленую прочную арматуру на холодную под
молотом. Рубалки я из-готавливаю из гусеничных пальцев
тракторов Т-4, обязательно после заколки отпускаю обух,
потому что моя первая рубалка, закаленная
в воде и не подвергнутая необходимому отпуску, лопнула под удара-ми бойков
молота, а ее кусок, просвистев возле самого уха, врезался
в стену, выломав при этом солидный кусок штукатурки.
В тяжелое уханье пневматического молота вплетаются звуки
трак-торного двигателя, затем раздается грохот. Невидимый
мне трактор рявкает двигателем‚ и звуки его быстро стихают.
Бросив готовую рубалку остывать в бочке с водой, я выхожу из
кузницы. Возле самых дверей лежит связанная проволокой-
шестеркой солидная пачка пру-тьев диаметром двенадцать
миллиметров. Я развязываю проволоку, стопорю открытую
дверь крючком и перетаскиваю арматуру в кузницу, потому что
при нынешнем дефиците металла из нее запросто могут
вырастить ноги. А оправдываться перед Андреем Ипатовым за
свою нерасторопность мне что-то не хочется.
Остывшую рубалку я заправляю на точиле, разметкой
отмеряю длину первой заготовки и включаю молот. К обеду все
прутья уже перерублены и аккуратно сложены возле горна. Для
себя я решаю, что буду делать скоб штук по шестьдесят-
семьдесят, а оставшееся время посвящу изготовлению
окучника. Если оно, конечно‚ будет. Но до окучника у меня руки
так и не доходят, потому что лишь к концу рабочего дня я с
грехом пополам осиливаю шестьдесят скоб.
Придя домой, поужинав и покормив Саньку, прогуляв-шую в
огороде весь день со своим серым другом, я беру в руки
старенькийXпрестаренький рулон обоев, отрезаю ножницами от
него метровый кусок и пытаюсь карандашом изобразить отвалы
окучника. Таким образом, так и не придя к окончательному
реше-нию, я забрасываю это гиблое дело на антресоль шкафа в
надежде, что завтра в мою лихую головушку обязательно
придет верное ре-шение.
Проходит неделя. Скобы в количестве триста штук,
синеющие све-жей окалиной, изготовленные к сроку, забирают
работяги, а окучник, окончательно сформировавшийся в мозгу и
перенесенный на бумагу, ждет своего часа. Делать я его решаю
всего из двух деталей – два от-вала с половинками ножа,
которые‚ выгнутые по форме и сваренные между собой, будут
представлять единую конструкцию и к которым я приварю
изогнутую по форме трубу с одного конца, а к другому концу
– поперечную ручку. И все.
И еще меня слегка беспокоит Коля Балин, пропавший вместе
с плугом и лебедкой. Что с ним? Может‚ с плугом что-то не так?
Мо-жет, сломался? Чтобы не ломать голову этими вопросами я
быстренько одеваюсь в легкие джинсы, старенькие сандалеты и
пускаюсь в путь. Времени часов восемь вечера, солнышко
только-только спряталось за зеленой стеной тайги‚ и слегка
прохладно. Над свежими поленницами дров вьются столбики
комаров. Они еще не кусаются. Но буквально
через несколько дней эта летняя идиллия канет в лету, и они
превра-тятся в стаю голодных и злых кровососов, от которых не
будет житья ни птице, ни зверю, ни человеку. Чуть позже явятся
им на помощь стремительное и злокусачее оводье. А потом уже
для полного счастья и слепни.
Огромный дом, сложенный из бруса и оббитый шпунтованной
доской, в котором семья Николая занимает ровно полдома,
ничем не отличается от других, составляющих‚ собственно‚ эту
новую улицу. Я открываю калитку, вхожу во двор и замираю –
ровные Колины грядки зеленеют свежей зеленой травой и
желтеют золотыми одуванчиками.
И тишина. А где же хозяин?
– Хозяин! – открываю я входную дверь и слеповато
оглядываюсь в полутемной прихожей. До моего слуха доходят
какие-то булькающие звуки, исходящие из кухни.
– Хозяин!
Из кухни уже слышится кашлянье, хриплое судорожное дыхание
и, наконец, знакомый голос:
– Кто там?
Я делаю несколько шагов и оказываюсь возле проема двери,
веду-щего на кухню. И вижу Николая, одетого в одни треники,
закатанные до колена. А в руках он держит трехлитровую банку с
рассолом, на дне которой виднеется единственный скрюченный
огурец.
Дополняет это незабываемым зрелищем прическа в виде
вороньего гнезда и мятая физиономия с узкими щелочками для
глаз. При виде меня глаза эти слегка приоткрываются‚ и из
груди, густо поросшей волосами, вырывается хриплый
радостный вопль:
– Дружище! Давненько я тебя не видел!
– Что с плугом?
Коля делает из банки несколько жадных глотков, ставит ее на ши-рокий
кухонный стол и удивленно смотрит на меня:
– А что с ним? Погнули малость, а так все в рабочем состоянии. Да ты
проходи, присаживайся вон на стул. Ох, башка трещит, спасу нет.
– У тебя ж огород не паханный.
– Мой – да. Но ты же знаешь мою бескорыстную натуру! Мы
с Вовой Уляковым тут всей улице огороды перепахали! А до своего руки
так и не дошли, – силы иссякли.
– Ты хочешь сказать, что вы всей улице совершенно
бесплатно перепахали огороды?
– Ну почему же бесплатно? За магарыч.
– Пошли‚ плуг посмотрим.
– Пошли.
Плуг и лебедка, по уши заляпанные глиной, стоят в
дровеннике. Я подхожу ближе‚ и глаза мои вылезают на лоб:
сошник у плуга загнут буквой «зю», рама под редуктором
выгнута вверх, словно им рвали трактор, засевший в
непролазной грязи, а грузозацепы, имеющие толщину четыре
миллиметра, изогнуты почти под прямым углом.
– Коля, вы им пахали целину с пнями?
– Нет.
– А что?
– Это мостки у соседа Вовы Улякова под плуг попали.
– Что?!
Николай, по причине полного бессилия‚ присаживается на чурку
и виноватымXпревиноватым голосом повествует мне о событиях про-
шедшей недели своего отпуска.
Погрузив плуг с лебедкой в Вовин «ИЖ-Юпитер»‚ Коля и Вова
рвану-ли по Центральной улице в сторону дома Николая. Но по
дороге он так восторженно, так красочно и интересно кричал на ухо
Вове о первом пахотном опыте, что тот остановил мотоцикл у
калитки своего дома.
– Может, сначала у меня попробуем?
– Давай, – радостно согласился Николай‚ – и работа закипела.
И действительно, через три часа огород Вовы Улякова радовал
глаз свежевспаханными грядами, а возле мостков лежали
сложенные в кучу с десяток крупных корней и даже несколько
пеньков, вызволенных из землицы с помощью того же плуга.
Следует заметить при этом, что эта новая улица построена
была совсем недавно руками самих жильцов при Сан Саныче и
огороды, тоже раскорчеванные и освоенные несколько лет назад,
все еще изобиловали корягами, пнями и огромными корнями, с
которыми хозяева расправлялись каждым летом‚ по мере
возможности.
Супруга Володи Лидия, работающая дорожницей на УЖД, вернув-шись с
работы, благосклонно оценила масштаб проделанной работы
и раскошелилась на две бутылки. По этой причине в тот день
вся работа прекратилась.
На следующее утро чуть свет Володя уже стучался в
дверь Коли Балина:
– Никола, как у тебя жбан?
– Болит, спасу нет. И что за гадость мы вчера пили?
– Да хрен его знает, где моя эту дрянь купила.
Опохмелиться хочешь? Коля опохмелиться, конечно же,
хотел, но для этого надо было вспахать огород и Вовиного
соседа, который вчера по достоинству оценил работу
землепашцев.
– Сколько даст?
– Литр.
 |
 |
 |