Глава IV
Плуг пашет
– Вовка, это что у тебя? – хитровато вопрошает Сергей
Гаврилов, показывая прокуренным кривым перстом на мою телегу
на колесах от «Восхода», в бездонном чреве которой сияют свежий
половой краской мотолебедка и плуг. Я останавливаю свой бег и
держу ответ:
– Лебедка с плугом.
– Ну-ка, ну-ка‚ покажи, – подходит к телеге Сергей и с минуту
изучает ее содержимое.
– Интересно, интересно, только почему плуг-то без ручек? Следующие пару
минут я с чувством, с толком, с расстановкой
объясняю ему преимущества данной конструкции, но Сергей
упрямо качает головой:
– Ручки надо.
Шурика Казакова я застаю на огороде, где он из старой ржавой ванны
разбрасывает вилами навоз на крайней грядке.
– Бог в помощь, Шурик.
Он прерывает свое многотрудное занятие, втыкает вилы в грядку
и ответствует не совсем вежливо:
– И тебя тем же концом.
– Где тут у тебя проехать удобней?
– До бани и направо.
Я протискиваюсь с телегой по узким мосточкам, огражденными
с обеих сторон старым покрытым белесым мохом забором‚ и
выхожу на оперативный простор. Наметанным глазом определяю
самую сухую и са-мую высокую грядку и приступаю к погрузочно-
разгрузочным работам. А Шурик в это время уже тащит волоком
следующую ванну с навозом.
Лебедку я устанавливаю в самом начале гряды, и несколькими уда-рами
ноги вгоняю грузозацепы в землю. Затем закрепляю «Дружбу» на
220
раме лебедки, натягиваю ремень и при помощи пары ключей закрепляю
подставку. Тетя Аня, появившаяся с ведром воды в руке из летней кухни,
останавливается у калитки и с интересом наблюдает за мной.
– Тетя Аня, здравствуйте.
– Здоровеньки булы.
– Вот решил попробовать плужок на вашем огороде, а то у
меня еще сыро.
– Попробуй, попробуй, а то завтра уже мы вспашем здесь.
– Шурик!
– Чего тебе?
– Да оставляй ты свое грязное занятие и подь сюда.
– И что мне делать?
– Шурик, ты будешь делать привычную работу, – газовать пилой.
Вот‚ смотри, ремень я уже натянул. Ты заводишь «Дружбу» и оставля-
ешь ее работать на малых оборотах. При этом сцепление пилы не
рабо-тает, и‚ соответственно‚ не работает редуктор с барабаном.
Ферштейн?
– Ферштейн.
– Далее я разматываю с барабана тросик, иду с плугом вон туда,
и когда махну тебе своей дланью, ты, стоя на раме за пилой,
поддаешь газку. Ферштейн?
– Угу.
Я сматываю тросик с барабана и с плужком в руке иду в противо-
положную сторону гряды. При помощи ключей устанавливаю высоту
полевого и бороздного колес на один уровень и кричу Шурику:
– Заводи!
Шурик открывает топливный краник, подсасывает в карбюратор
бензинчика и заводит пилу:
– Что дальше?
– Газуй!
Пила рявкает, и несколько зрителей, в числе которых я узнаю
быв-шего машиниста тепловоза Веню Хвостова, невольно
вздрагивают. Плужок дергается и‚ на ходу легко войдя в землю,
сам по себе начинает пахать землю.
– Вот это да!
– Надо же, такой малюсенький, а как пашет!
– Пройдя метров пять, мой плуг внезапно вылетает на
поверхность ‚и Шурик сбавляет газ:
– Не пашет ни хрена твой плуг.
– Да разве такое будет пахать, – слышу я возмущенный голос
Вени Хвостова, – у нас в колхозе вон какие плуги были! А это
что? Недо-разумение одно.
Я снова устанавливаю плуг в борозду:
– Давай!
На сей раз он благополучно доходит до лебедки‚ и Шурик
глушит пилу.
– Шурик, я сейчас заряжу плужок еще разок. Вот почему он
вы-летел, не пойму только.
Снова при помощи ключей я регулирую высоту колес, но на
этот раз бороздное колесо опускаю в борозду, оставив ширину
вспахивае-мой полосы земли сантиметров двенадцать, а
полевое колесо опускаю до непаханой целины.
– Шурик, готов?
– Всегда готов.
– Давай.
Пила рявкает, плужок срывается с места и идет ровно, не
рыская ни по сторонам‚ ни вверх-вниз, а я иду рядом. Вот плуг
доходит до лежащего кома навоза и снова выпрыгивает.
– Стой!
– Пошли отсюда мужики, ничего он не напашет. У нас в колхозе…
– Давай!
Плуг, дойдя до следующего навозного кома, выскакивает из земли.
– Стой! Все понятно.
– Чего тебе понятно, Володя?
– Ручки надо приварить, они у меня в углу кузницы стоят. От
прежнего плужка остались.
– И будет пахать?
– Как пить дать!
В том, что мой плуг будет пахать, я уже уверен на все сто процентов.
Потому, что я видел, как он работает.
– Как лебедка работала, Шурик?
– Как часы. Без всякого напряга.
– Вот и хорошо. Что дальше некуда. А где ваши гости?
– Уехали на Сахалин. Купили там трехкомнатную квартиру.
Только на нее денег и хватило.
– Весело. Ну, пока.
– Пока.
– Дружище! – громоподобный вопль Коли Балина бьет по
моим
ушам так, что я подпрыгиваю на месте‚ как молодой и резвый козлик.
– Дружище! Обоссы мою тельняшку – жить без моря не могу, –
рвет на груди рубаху Николай, подходя ко мне, копошащемуся возле
222
* * *
мотолебедки, стоящей у забора на плотной дернине возле
крайней грядки.
Сегодня суббота, выходной день, грядки на моем огороде‚ по-
моему разумению‚ уже достаточно подсохли для вспашки, и я с
утра пораньше решил заняться этим делом. Один‚ без помощ-
ников.
– Здорово, Коля!
– С удовольствием пожму вашу мужественную руку. Я вижу,
ты собрался пахать?
– Верно, мыслишь.
– Слух по поселку гуляет, что ты смастерил лебедку с плугом.
А поскольку я с понедельника в отпуске, и копать огород
лопатой мне, как серпом по яйцам, то я решил заглянуть к тебе,
глянуть одним глазком на твое изобретение, и если оно
действительно па-шет землю, то незамедлительно прибегнуть к
твой бескорыстной помощи.
– Ну вот‚ смотри.
Коля присаживается на корточки возле мотолебедки и предается
ее созерцанию.
– Хороша. Пробовал?
– Угу.
– Ну и как?
– Ручек не было, и плуг вышибало на комьях навоза. Вот
прива-рил. А уж коли пришел, то будешь пахать мой огород. Так
сказать для стажировки.
– Согласен, – рявкает Николай и закатывает рукава рубашки.
Я объясняю Коле смысл его обязанностей и достаю из-за уха
си-гарету:
– Сейчас перекурю, и начнем‚ благословясь.
Пока я пускаю дым к синему июньскому небу, Коля
настраивает под моим чутким руководством высоту колес
плужка, поскольку бороздное колесо пойдет по борозде, а
полевое уже‚ собственно‚ по грядке:
– Так?
– Да. Но это только для первой борозды. Затем колеса отрегули-руешь уже
по свежей, и начнем пахать первую грядку.
– Значит, мне на ручки не давить?
– Нет, только придерживай, ну что‚ с Богом?
– С Богом.
Коля с плужком в руке идет на конец гряды, а я тем временем
сма-тываю тросик с барабана.
– Все. Да, правильно поставил.
Я завожу «Дружбу», даю ей с минуту поработать на малых оборотах
и поддаю ей газку. Плужок сам входит в землю, а Коля, высунув
язык от напряжения, следует за ним, держась за ручки мертвой
хваткой. Когда плуг доходит до конца грядки, я сбрасываю газ, и
он замирает на месте. Коля выдергивает его из земли и,
убедившись в том, что я до-бросовестно подаю ему тросик,
прогулочным шагом следует обратно, держа плужок в одной
руке. Я помогаю ему подрегулировать колеса плужка и
возвращаюсь к лебедке:
– Готов?
– Готов.
И снова плужок легко и непринужденно, переворачивая и
рыхля десятисантиметровую полосу из земли, бежит ко мне.
Вспахав первую грядку, я глушу пилу и кричу Николаю:
– Перекур.
А он стоит возле вспаханной гряды и удовлетворенно качает
го-ловой:
– Если честно, дружище, я такого не ожидал.
Я подхожу к нему, окидываю прищуренным взглядом пахоту: земля на
грядке лежит ровно, сантиметров на десять выше соседней, еще не тронутой
плугом, и словно уже добросовестно обработанная граблями.
– И грабить не надо, – нагибается Коля к вспаханной земле и
ла-донью придавливает ее.
– Как пух!
– Если честно, Николай, я сам такого не ожидал.
– У соседа вчера лошадью пахали, таких комьев навыворачивали, что они
всей семьей будут их неделю разбивать. Слушай, а почему так?
– Если бы ты задал мне этот вопрос полчаса назад, то есть
до того, как эта гряда была еще не вспахана, я бы тебе ничего
не ответил. А сейчас, имея за плечами хоть и маленький, но все
же опыт, отвечаю: халтура.
– То есть?
– У нас плужок берет какую полосу по ширине?
– Ну‚ сантиметров десять?
– Вот в этомXто, Николай‚ и вся соль: полоса земли шириной
десять сантиметров и глубиной двадцать, если эта полоса,
конечно, достаточно просохла, срезается лемехом и
поднимается, перевора-чивается отвалом‚ и сама по себе
успевает разрыхлиться. А если мы с тобой возьмем и будем
брать более широкую полосу, то есть около двадцати
сантиметров, то качество вспашки будет совсем иным. То есть
мы будем иметь крупные комья земли на гряде. Понял?
224
– Понял. Значит, эти халтурщики брали полосы сантиметров по тридцать и
более – абы побыстрей вспахать и отхватить магарыч.
– Верно, Николай. Ну что, погнали наши городских?
– Погнали.
Следующие три гряды мы вспахиваем на одном дыхании. И когда
плуг, небрежно придерживаемый Колей за ручки, пройдя последнюю
борозду, замирает перед лебедкой, я глушу пилу:
– Все. Сколько сейчас времениXто?
– Двенадцать часов.
– А начали?
– В десять.
– Вот так, друг мой ситный, на вспашку огорода мы потратили всего два
часа. Лопатой же я копал четыре дня по двенадцать часов
в день. Разница есть?
Николай‚ слегка запыхавшийся, удивленно качает головой:
– Здорово!
– И мне остается только пройти лопатой борозды, подкопать кон-цы гряд и
все. Но этим я займусь завтра. Пошли чай пить.
После чаепития мы сидим на крылечке и щуримся под лучами теплого
солнышка. А потом Коля решительно встает:
– Я побегу до Вовы Улякова. Он живет от меня через три дома,
и если застану его, то мы приедем с ним за плугом на «ИЖаке».
И действительно, спустя час я слышу на дороге звонкое
тарахте-нье мотоциклетного двигателя. К мосточкам,
переброшенным через сточную канаву, ведущим к нашему дому,
подлетает голубой «ИЖ-Юпитер», за рулем которого сидит Вова
Уляков в расстегнутой до пупа рубахе. А за его спиной, на
заднем сиденье крутит головой по сторонам Коля Балин.
Володя глушит двигатель‚ и они бодреньким шагом
направляются ко мне.
– Володя, здорово.
– Здорово‚ Володя.
Я крепко жму руку старому доброму знакомому, с которым мы какое-то
время работали на ТУ-4 № 35.
– Хвастайся, – крутит он головой, – а вот‚ вижу.
Володя проходит в огород, прищурившись, оглядывает
вспаханные грядки:
– Ты что, уже их програбил?
– Да нет. Так вспахали.
Володя недоверчиво смотрит на меня и поворачивается к Коле.
А тот в ответ истово крестится:
– Так и было, барин, вот те крест.
Они быстренько переносят лебедку к мотоциклу, грузят в
коляску, а следующим рейсом Коля Балин уже доставляет плуг.
Двигатель мо-тоцикла рявкает, весело тарахтит‚ и до меня
доносится веселый голос Коли Балина:
– Мы ли не моряки! Не наши ли жены бл..и?!
Санька сидит на коньке крыши бани и греется на солнышке‚
ря-дом с ней сидит соседский сибирский молодой кот и лениво
щурит зеленые глаза.
А в понедельник я привычно спрыгиваю с подножки дальнего
вагончика и по деревянным мосточкам вслед за нашими
деповскими мужиками иду в свою кузницу. Горн мой на
выходные вычищен‚ и раз-жечь его – дело нескольких минут.
Весенние аккордные работы, когда ставятся МАЗы и заводятся
легкие ТУ-6А, работающие летом на усах УЖД, уже закончились
и можно посидеть на лавочке перед кузницей
и поболтать с Сашей Букаревым о том, о сем. А когда он уходит
в депо, я иду в автогараж навестить Мишу Земнягина, ну и,
конечно же, по-хвастаться работой плуга.
Мишка сидит на скрипучей табуретки возле стола, заваленного ра-бочим
хламом, и что-то припаивает огромным дымящимся паяльни-ком. От жуткого
скрипа открываемой двери он невольно вздрагивает,
и малюсенький чинарик, прикрепленный к нижней губе,
вылетает изо рта.
– Тьфу, – плюется Михаил и швыряет паяльник на стол, – прине-сла
тебя нелегкая не вовремя.
– Что такое?
– Ну ведь осталось только посадить пару капель припоя, а
бычок упал на место пайки.
– Не горюй, Михаил, бывает и хуже. Держи вот целую
сигарету, как компенсацию за пропавший чинарик и испорченное
место при-поя. Я тебе сейчас такое расскажу, что ты свалишься
со своей раздол-банной табуретки…
– Табуретка, как табуретка…
– Я вспахал огород в субботу!
Миша враз забывает о приключившейся только что с ним беде
и подпрыгивает:
– Рассказывай!
– Я пересказываю ему во всех подробностях события минувшей субботы и
заканчиваю свое повествование восторженным:
– Ну как?!
– Слов нет, Вовчик.
– Слушай, а окучники ты не делал?
226
– Делал, только не такие, что продаются в магазине.
– Какие?
– Ты видел магазинные?
– Вчера видел у одного товарища.
– Ну, как?
– На утюг похож.
– Правильно. Эти окучники только роют борозды, но
картошкуXто они не окучивают. Так, чуть-чуть. И поэтому я
делал отвалы на них более широкие. Понял?
– Понял. Только я слабо представляю, как я потащу руками такой окучник по
гряде – здесь лебедка нужна будет.
– Можно‚ конечно‚ сделать окучник и под лебедку, но я
думаю, делать этого все-таки не стоит. Почему? А вот‚
послушай. Ты берешь окучник и тянешь его двумя руками, но
при этом не зарывайся в зем-лю глубоко. Заглубись
сантиметров на пять, и хватит.
– А дальше?
А дальше: разворачиваешься и снова проходишь по борозде, и сно-
ва заглубляешься сантиметров на пять. Если потребуется еще –
пройди еще раз. Это совсем не тяжело, уверяю тебя.
Я задумчиво чешу макушку головы и поднимаю на Мишу глаза:
– Надо делать.
– Надо‚ Федя, надо.
Имея за плечами бесценный опыт по изготовлению плуга с
мото-лебедкой, я нисколько не сомневаюсь, что окучник сделаю.
И в моей голове уже мелькают один за другим его варианты. Но
в кузнице меня уже поджидает Андрей Ипатов:
– Скобы нужны.
– Сколько?
– Триста штук к субботе.
– А..
– Сейчас Володька Бескуров привезет арматуру с Нижнего
склада. Управишься?
– Управлюсь.
А пока арматуры еще нет и в помине, я решаю изготовить
новую треугольную рубалку, при помощи которой мне предстоит
рубить эту рифленую прочную арматуру на холодную под
молотом. Рубалки я из-готавливаю из гусеничных пальцев
тракторов Т-4, обязательно после заколки отпускаю обух,
потому что моя первая рубалка, закаленная
в воде и не подвергнутая необходимому отпуску, лопнула под удара-ми бойков
молота, а ее кусок, просвистев возле самого уха, врезался
в стену, выломав при этом солидный кусок штукатурки.
В тяжелое уханье пневматического молота вплетаются звуки
трак-торного двигателя, затем раздается грохот. Невидимый
мне трактор рявкает двигателем‚ и звуки его быстро стихают.
Бросив готовую рубалку остывать в бочке с водой, я выхожу из
кузницы. Возле самых дверей лежит связанная проволокой-
шестеркой солидная пачка пру-тьев диаметром двенадцать
миллиметров. Я развязываю проволоку, стопорю открытую
дверь крючком и перетаскиваю арматуру в кузницу, потому что
при нынешнем дефиците металла из нее запросто могут
вырастить ноги. А оправдываться перед Андреем Ипатовым за
свою нерасторопность мне что-то не хочется.
Остывшую рубалку я заправляю на точиле, разметкой
отмеряю длину первой заготовки и включаю молот. К обеду все
прутья уже перерублены и аккуратно сложены возле горна. Для
себя я решаю, что буду делать скоб штук по шестьдесят-
семьдесят, а оставшееся время посвящу изготовлению
окучника. Если оно, конечно‚ будет. Но до окучника у меня руки
так и не доходят, потому что лишь к концу рабочего дня я с
грехом пополам осиливаю шестьдесят скоб.
Придя домой, поужинав и покормив Саньку, прогуляв-шую в
огороде весь день со своим серым другом, я беру в руки
старенькийXпрестаренький рулон обоев, отрезаю ножницами от
него метровый кусок и пытаюсь карандашом изобразить отвалы
окучника. Таким образом, так и не придя к окончательному
реше-нию, я забрасываю это гиблое дело на антресоль шкафа в
надежде, что завтра в мою лихую головушку обязательно
придет верное ре-шение.
Проходит неделя. Скобы в количестве триста штук,
синеющие све-жей окалиной, изготовленные к сроку, забирают
работяги, а окучник, окончательно сформировавшийся в мозгу и
перенесенный на бумагу, ждет своего часа. Делать я его решаю
всего из двух деталей – два от-вала с половинками ножа,
которые‚ выгнутые по форме и сваренные между собой, будут
представлять единую конструкцию и к которым я приварю
изогнутую по форме трубу с одного конца, а к другому концу
– поперечную ручку. И все.
И еще меня слегка беспокоит Коля Балин, пропавший вместе
с плугом и лебедкой. Что с ним? Может‚ с плугом что-то не так?
Мо-жет, сломался? Чтобы не ломать голову этими вопросами я
быстренько одеваюсь в легкие джинсы, старенькие сандалеты и
пускаюсь в путь. Времени часов восемь вечера, солнышко
только-только спряталось за зеленой стеной тайги‚ и слегка
прохладно. Над свежими поленницами дров вьются столбики
комаров. Они еще не кусаются. Но буквально
228
через несколько дней эта летняя идиллия канет в лету, и они
превра-тятся в стаю голодных и злых кровососов, от которых не
будет житья ни птице, ни зверю, ни человеку. Чуть позже явятся
им на помощь стремительное и злокусачее оводье. А потом уже
для полного счастья и слепни.
Огромный дом, сложенный из бруса и оббитый шпунтованной
доской, в котором семья Николая занимает ровно полдома,
ничем не отличается от других, составляющих‚ собственно‚ эту
новую улицу. Я открываю калитку, вхожу во двор и замираю –
ровные Колины грядки зеленеют свежей зеленой травой и
желтеют золотыми одуванчиками.
И тишина. А где же хозяин?
– Хозяин! – открываю я входную дверь и слеповато
оглядываюсь в полутемной прихожей. До моего слуха доходят
какие-то булькающие звуки, исходящие из кухни.
– Хозяин!
Из кухни уже слышится кашлянье, хриплое судорожное дыхание
и, наконец, знакомый голос:
– Кто там?
Я делаю несколько шагов и оказываюсь возле проема двери,
веду-щего на кухню. И вижу Николая, одетого в одни треники,
закатанные до колена. А в руках он держит трехлитровую банку с
рассолом, на дне которой виднеется единственный скрюченный
огурец.
Дополняет это незабываемым зрелищем прическа в виде
вороньего гнезда и мятая физиономия с узкими щелочками для
глаз. При виде меня глаза эти слегка приоткрываются‚ и из
груди, густо поросшей волосами, вырывается хриплый
радостный вопль:
– Дружище! Давненько я тебя не видел!
– Что с плугом?
Коля делает из банки несколько жадных глотков, ставит ее на ши-рокий
кухонный стол и удивленно смотрит на меня:
– А что с ним? Погнули малость, а так все в рабочем состоянии. Да ты
проходи, присаживайся вон на стул. Ох, башка трещит, спасу нет.
– У тебя ж огород не паханный.
– Мой – да. Но ты же знаешь мою бескорыстную натуру! Мы
с Вовой Уляковым тут всей улице огороды перепахали! А до своего руки
так и не дошли, – силы иссякли.
– Ты хочешь сказать, что вы всей улице совершенно
бесплатно перепахали огороды?
– Ну почему же бесплатно? За магарыч.
– Пошли‚ плуг посмотрим.
– Пошли.
Плуг и лебедка, по уши заляпанные глиной, стоят в
дровеннике. Я подхожу ближе‚ и глаза мои вылезают на лоб:
сошник у плуга загнут буквой «зю», рама под редуктором
выгнута вверх, словно им рвали трактор, засевший в
непролазной грязи, а грузозацепы, имеющие толщину четыре
миллиметра, изогнуты почти под прямым углом.
– Коля, вы им пахали целину с пнями?
– Нет.
– А что?
– Это мостки у соседа Вовы Улякова под плуг попали.
– Что?!
Николай, по причине полного бессилия‚ присаживается на чурку
и виноватымXпревиноватым голосом повествует мне о событиях про-
шедшей недели своего отпуска.
Погрузив плуг с лебедкой в Вовин «ИЖ-Юпитер»‚ Коля и Вова
рвану-ли по Центральной улице в сторону дома Николая. Но по
дороге он так восторженно, так красочно и интересно кричал на ухо
Вове о первом пахотном опыте, что тот остановил мотоцикл у
калитки своего дома.
– Может, сначала у меня попробуем?
– Давай, – радостно согласился Николай‚ – и работа закипела.
И действительно, через три часа огород Вовы Улякова радовал
глаз свежевспаханными грядами, а возле мостков лежали
сложенные в кучу с десяток крупных корней и даже несколько
пеньков, вызволенных из землицы с помощью того же плуга.
Следует заметить при этом, что эта новая улица построена
была совсем недавно руками самих жильцов при Сан Саныче и
огороды, тоже раскорчеванные и освоенные несколько лет назад,
все еще изобиловали корягами, пнями и огромными корнями, с
которыми хозяева расправлялись каждым летом‚ по мере
возможности.
Супруга Володи Лидия, работающая дорожницей на УЖД, вернув-шись с
работы, благосклонно оценила масштаб проделанной работы
и раскошелилась на две бутылки. По этой причине в тот день
вся работа прекратилась.
На следующее утро чуть свет Володя уже стучался в
дверь Коли Балина:
– Никола, как у тебя жбан?
– Болит, спасу нет. И что за гадость мы вчера пили?
– Да хрен его знает, где моя эту дрянь купила.
Опохмелиться хочешь? Коля опохмелиться, конечно же,
хотел, но для этого надо было вспахать огород и Вовиного
соседа, который вчера по достоинству оценил работу
землепашцев.
– Сколько даст?
– Литр.
230
– Пила его?
– Его.
– Соглашайся. Но пол-литра вперед.
После того, как земляные работы во дворе соседа были
закончены и выпита вторая бутылки чемерги, вместе с
соседом, которому в пьяную головушку пришла идея освоить
целинный непаханый кусок земли, распо-ложенный между
забором и новенькими деревянными мостками и давно
мозоливший ему глаз.
– Сколько ставишь? – спросили его землепашцы.
– Литр.
– Бутылка вперед. У нас такая такса.
После выпитого, как пытались пахать целину и как
умудрялись свер-нуть и утащить плугом мостки до самого
забора, решительно никто не помнил, но на звериный вой,
поднятый вернувшейся с работы соседкой, сбежалось
полXулицы‚ и работа мастеров наконец-то была оценена по
достоинству:
– Надо же‚ земля, как пух!
– Молодцы, парни!
– А мостки-то, мостки-то! Смотрите‚ люди добрые! Как же я
те-перь буду ходить в баню?
– Да сделает твои мостки Степка к субботе, чего орать-
то на всю улицу. И на следующее утро Коля и Володя, найдя
свое состояние неудовлетворительным, наскоро исправили
плуг и лебедку при помощи подручного инструмента –лома и
кувалды – и вспахали огород следую-щему соседу за ту же
таксу, поскольку начало отпусков у них совпало
удивительным образом.
– Коля, а ты будешь огород свой копать лопатой?
– Лопатой.
– Ну и на здоровье. А вы с Вовой, поскольку оба находитесь в
от-пуске, привозите плуг с лебедкой завтра прямо в кузницу.
Там я их от-ремонтирую. У меня в душе обиды почему-то на
Николая нет, и‚ глядя на его взъерошенную физиономию, я с
трудом скрываю улыбку.
Они действительно привезли плуг с лебедкой мне прямо в
кузницу, где я потихонечку привел его в превоначальный вид и
даже покрасил краской. И еще. Коля с Володей, сами того не
желая, оказали мне не-оценимую услугу – они в течение целой
недели так шумно и яростно рекламировали мой плуг с
лебедкой, что мужики вынесли заслужен-ный и окончательный
вердикт:
– Летает по огороду‚ как ласточка. Да и лебедка‚ что надо, – поста-
вил свою «жучку» и вперед.
Но не все‚ к моему великому сожалению.
* * *
А между тем, закончив работу со скобами, я по причине
высвобо-дившегося времени пошел и выпросил у лесопунктовского
механика по имени Женя подходящую трубу для окучника. Отвалы
я решил сде-лать из листа стали, толщиной не более двух
миллиметров, поскольку
в большей не было необходимости. И вскорости необходимый
мне лист уже лежал в кузнице на столе, а я по бумажным
лекалам выво-дил на нем контуры будущего окучника. Затем
при помощи зубила и Миши Земнягина, согласившегося после
долгих уговоров подержать это зубило, вырубил заготовки и
обточил зазубренные края на точиле. Загнуть их на чугунной
тормозной колодке было делом уже не хитрым, а уж сварить
между собой тем более. Затем окучники были изогнуты по его
форме, а уж выкрасить его сам Бог велел.
Идя с работы с окучником на плече, я с тревогой увидел захму-
рившееся небо: тяжелые темные тучи выходят из-за зеленой стены
тайги и грозят пролить на мой огород, значительно подсохший за
прошедшую солнечную неделю и готовый к окучиванию, непомер-
ное количество влаги. Я убыстрил свой шаг и уже почти бегом
влетел на огород. Ведь если пройдет дождь и грядки намокнут, то
картошку, уже вышедшую из земли сантиметров на десять, мой
окучник, при-водимый в действие мускулистой силой, окучивать
едва ли сможет.
Первую неглубокую борозду я провожу точь-в-точь, как учил Миша
Земнягин. Здорово! Теперь разворачиваемся – и по этой же борозде. Уже
значительно лучше. Ну‚ а теперь в третий раз. Как у Аннушки!
Пройдя следующий ряд окучником, я с минуту любуюсь
проделан-ной работой и вновь принимаюсь за дело. Огромная
иссиня-черная туча меж тем закрывает почти треть неба‚ и
движения мои ускоряются, я уже почти бегаю по огороду с
высунутым языком. Скорей! Скорей! Скорей! Еще рядок. Еще
рядок. Еще рядок. Где она? Уже‚ наверно‚ поливает мою кузню.
Сколько мне осталось? Полгрядки. Ой, не могу. Сейчас упаду и
сдохну. Все. Последний ряд.
И последний ряд я прохожу окучником, уже еле передвигая
ноги, валюсь в борозду совершенно без сил. А черная туча,
постояв перед пышущим жаром поселком, сворачивает направо
к речке Рассохе. Как бывало уже не раз.
На узкие деревянные мостки, разделяющие огород на две
равные половины, выходит моя соседка Августа, привычно
заложив руки за спину. Дойдя до середины, она
останавливается и внимательно созер-цает дело моих рабочих
мозолистых рук:
– Света.
Невидимый, но знакомый голос отвечает ей:
232
– Да, мам.
– Подь-ка, что покажу.
И на мосточки выходит Светлана, младшая дочь Августы,
изящно покачивая налитыми широкими бедрами, затянутыми в
короткую до середины колена узкую белую юбку.
– Смотри, что ВовкаXто сотворил?
– Да, красота-то какая, мам. Окучил, как трактором у нас в
кол-хозе.
Они еще некоторое время стоят на мосточках, тихо
переговарива-ясь, не видя меня бедолагу, а затем, не спеша
проходят в свой огород, расположенный сразу же за моим. А я
потихонечку поднимаюсь с зем-ли и бреду к дому, где меня уже
поджидает Шурик Казаков, покуривая сигаретку.
– Здорово, Володя!
– Здоровей видели.
– А хамить-то зачем?
– С кем поведешься – от того и наберешься.
– Картошку окучил?
– Окучил.
– Ну-ка‚ дай-ка‚ гляну, ого! Как в колхозе. Опять что-нибудь
придумал.
– Окучник.
– Покажи. Надо же, а крыльяXто у него почему такие широкие?
– Чтобы ботву заваливал.
– Здорово! Стало быть у тебя, такого вумного, и картошечка в
под-поле водится.
– Есть малехо.
– Малехо, это сколько?
– С ведерко.
– Ну а сверху можешь положить по килограммчику риса и гречки. Поверь
мне, я на тебя за это даже не обижусь.
– Как прикажете, ваше Высокосковородное.
Шурик садится на диван, берет в руки библию, лежащую на
столе и, раскрыв ее наугад, читает. А я тем временем лезу в
подпол и на-кладываю ведро картошки. Картошка‚ уже сморщенная,
проросшая длинными белыми отростками. Я их обламываю,
складывая в отдель-ную посудину. Картошки мне хватит до свежей
и даже еще останется и поэтому я предлагаю Шурику посетить мой
гостеприимный дом в самое ближайшее время с пустым ведром. От
этого предложения он тоже не отказывается и, листая страницы,
лениво спрашивает:
– Ну, что Володя ты стал умней, читая библию?
– Стал.
Шурик удивленно смотрит на меня:
– И в чем же это выражается, позвольте полюбопытствовать?
– Понимаешь‚ Шурик, изучая историю в школе, мы изучали
исто-рии самых разных государств. То есть его становление,
расцвет, а затем обязательное падение. Одни сухие факты,
щедро сдобренные фанта-зией авторов учебников, которые в те
времена не жили и‚ естественно‚ откровенно врали, поскольку‚
чем и как жили в то древнее время люди тех или иных
государств они не знали и знать не могли. А в библии
указываются истинные причины гибели этих народов и царств.
– То есть?
– То есть, сначала‚ как в истории‚ становление, затем – уже не как
в истории – правители, устав от сытой жирообразной жизни,
пускают-ся во все тяжкие. Глядя на них, их слуги начинают
творить то же самое и так далее и тому подобное. И это
царство-государство, уже сгнившее изнутри, постигают беды:
голод, мор, войны и прочее. КакоеXто время оно еще борется,
но это уже агония.
– Рыба тухнет с головы.
– Точно. Идет накопление грехов сначала в душе одного
человека, правителя, затем у его челяди и так далее. А потом
приходит распла-та. Тоже самое случилось и с Россией в 1917
году. Ведь даже Ленин, сидя в Швейцарии, буквально за
несколько месяцев до февральской революции, писал, что она в
настоящее время в России невозможна. И свершиласьXто
потом уже Октябрьская революция как бы сама со-бой. И никто,
никто ничего не смог сделать!
А как развалился Советский Союз? Мы с тобой можем судить
об этом уже объективно, поскольку мы жили в это время. Я
считаю, что самой главной ошибкой, как Сталина, так и Хрущева
и далее Бреж-нева во внешней политике – это конфронтация с
Западом. А для этого была нужна огромная и мощная военная
машина, которая высасывала все ресурсы страны и пускала их
на ветер. Можно было этого избежать? Можно. Но давно
выжившие из ума кремлевские старцы, озабоченные победой
социализма во всем мире, собст-венными внутренними сворами
и дрязгами и‚ конечно же‚ своим драгоценным здоровьем не
знали и знать не хотели, что народXто уже давно сидит,
положив зубы на полку, и ему на этот социализм во всем мире
давно наплевать. То есть правящая верхушка со своей
многомиллионной челядью: секретарями горкомов, парткомов,
профоргов, работников ОРСов и членами их семей и прочими
при-хлебателями жила припеваючи, а основная масса трудового
народа этого не имела и потому их ненавидела. И все вместе
уже давно не
234
верили ни в какой коммунизм, ни в какое братство и равенство всех
людей и народов на земле.
И поэтому Советский Союз в один прекрасный день
развалился‚ как карточный домик от легкого дуновения ветра.
Сказано же в би-блии: «… И воздастся вам по грехам вашим».
Так вот это написано много веков назад про нас, нынешних.
Шурик поднимает глаза к потолку и чуть слышно шевелит губами:
– И по грехам нашим…
Любимая поговорка Коли Щербина: ученье свет, а не ученье
– чуть свет и на работу.
А моя: кто рано встает – тому Бог дает. Если встать вместе с сол-нышком
и дунуть в лес по грибы, конечно же‚ по своим потаенным
и изведанным лесным огородикам, то и бегается быстрей, и
настро-ение отличное, а в душу вместе с солнечными теплыми
лучами вли-вается светлая радость. Любая работа, начатая с
раннего утра, всегда спорится и выполняется легко и быстро.
– Значит, ты – «жаворонок», – говорят в таких случаях люди,
начитавшиеся мудреных книг, – а я вот – «сова», и ничего с этим
не поделаешь: такими мы родились.
А я вот с этим не согласен. Потому что я – «жаворонок» в
течение рабочей недели, но это вроде‚ как поневоле. А в
выходные дни? А в выходные я тоже встаю рано и поэтому
чувствую себя прекрасно. Но однажды, будучи в отпуске среди
зимы и ничем не занятый, поскольку была у меня мечта: вот
взять и побездельничать целый месяц, я на-слаждался
ничегонеделанием, смотрел телевизор далеко за полночь
и просыпался поздно, часов в девять, а то и в десять. То есть
стал «совой». И что же? Просыпаясь, я чувствовал себя
разбитым и не отдохнувшим, а настроение было, как сейчас
любят говорить, ниже плинтуса. После такого месячного
«отдыха» я вышел на работу со стойким ощущением, что
отпуска и не было.
С тех пор, когда заходит разговор на тему «жаворонок-сова» я
убежденно отвечаю – нет никаких «жаворонков», а есть
нормальные люди, и нет никаких «сов», а есть просто лодыри.
Чтобы встать рано для выполнения какого-то намеченного дела в
выходной день, нужно пересилить желание еще поспать минут
десять, пятнадцать и бодрень-ко выпрыгнуть из койки. А уж после
того, как свежая холодная вода освежит лицо, а рука и горячий
крепкий чаек придаст бодрости, и сна как ни бывало, вот тогда я
обязательно похвалю себя за это. И здесь же, справедливости
ради, следует заметить, что иногда, я после звонка
* * *
будильника снова засыпаю, а потом нещадно кляну себя за это. Век
живи – век учись, как говорится.
А сегодня у меня настроение прекрасное, потому что светит
сол-нышко, потому что лето и еще потому что у меня на работе
нет ника-ких дел‚ и я горю желанием посидеть на лавочке возле
кузницы с та-ким приятным собеседником, как Саша Букарев. Но
Саши почему-то ни в вагончике, ни возле депо не видно.
– Где он?
– В отпуске, – отвечает Шура Матанин и обнажает в широкой добродушной
улыбке все свои стальные зубы.
– Зубы не жмут? – осторожно интересуюсь я у него.
В это время в кузницу вбегает взъерошенный лесопунктовский механик
Женя с метровой трубой в руке:
– Загни под прямым углом на трубогибе.
– Давай.
– Я потом за ней забегу.
И Женя куда-то убегает. Я небрежным жестом вставил трубу
в тру-богиб, как никак на днях присвоили «кузнец пятого
разряда», а это уже высший пилотаж, начинаю и уверенно тяну
ручку на себя. Но чтобы загнуть трубу на холодную, надо
хорошенько упереться ногами в пол и поднапрячься. Вот так! Но
внезапно труба, небрежно заку-шенная проушиной трубогиба,
вырывается, и я лечу на наковальню. От страшной боли в
правом боку я падаю на четвереньки и не могу не вздохнуть, не
выдохнуть. Из кузницы я выползаю тоже на четверень-ках с
широко открытым ртом и слышу над своей головой удивленный
голос Леши Квача:
– А говорили, кузнец не пьет!
Когда дыханье мое восстанавливается, я сижу на швеллере
возле кузни еще полчаса неподвижно, боясь потревожить
ноющий бок. Что со мной?
– Похоже, трещина в ребре, – отвечает мне Любовь Алексеевна, осмотрев и
прощупав мой бок, – надо на базу ехать на рентген.
– Надо, – обреченно вздыхаю я и одеваюсь. На рентген мне ехать не на что,
в карманах моих опять гуляет ветер.
Дома я отрываю от старенькой простыни длинную полоску, туго затягиваю
ею бок и иду на работу. Будь что будет.
Придя с работы, я вижу Саньку, отчаянно метелившую обеими ла-пами
своего серого друга. А он только жмурится и недовольно уркает.
– Санька! Иди домой. Там уже селедочка отмокла тебе.
Санька бежит домой на ужин, а ее друг сидит в борозде и
умы-вается.
236
После ужина я включаю телевизор, где Винокур отпускает свои
плоские шуточки, не забывая при этом напомнить в очередной раз,
что «он – друг Левы». На втором канале сквозь «снег» виднеются
ка-кие-то мечущиеся тени и‚ судя по звуку, это военные. И
неожиданно
я сам себе говорю:
– Уеду я отсюда.
И действительно, через год я уеду из Лойги навсегда. В
течение после-дующих шести месяцев, живя в Подмосковье, я
познаю на своей собствен-ной шкуре все прелести жизни
безработного, не имеющего ни прописки, ни родного угла, ни
гроша в кармане.
И там же в Подмосковье, я впервые переступлю порог
православно-го храма и… застыну‚ как изваяние. А по моему
телу в течении сорока минут будут идти мощные
живительные токи, от которых будут ше-велиться волосы
на голове.
А потом я уеду в огромный, неведомый мне город Москву, где в тече-ние
почти трех лет буду работать сторожем, сварщиком и кузнецом
в одном лице в Стройтресте № 14 и все это время я буду
жить в рабочей бытовке.
И снова я буду зарабатывать реальные большие деньги, и
снова поку-пать себе все‚ что пожелает моя душа, не забывая
при этом отклады-вать часть зарплаты на свое будущее
жилье. Но в 1998 году моя мечта вместе с денежками
превратится в пыль.
Все эти три года мне будет сниться один и тот же сон: будто я
снова учусь в вечерней школе, при этом мучительно сознавая, что
школуXто я эту уже закончил, вот только почему-то не получил диплом.
А потом я встречу хорошую женщину по имени Татьяна,
мою будущую жену. Первыми моими словами, когда я приду к
ней в гости с огромным букетом цветов в руке и
двухкилограммовым батоном ветчины под мышкой будут:
«Какие же вы счастливые! У вас есть свой дом!».
Уже работая кузнецом в Управлении механизации № 1‚
судьба сведет меня с мечтателем и эрудитом Максимом
Каминским, он покажет мне дорогу к булату.
Более трех лет с 2004 по 2007 годы я буду бешено трудиться, изго-
товляя своими руками горновую плавильную печь, огнеупорные тигли, по
собственному рецепту, варить булатные сплавки и расковывать их
в пластины.
Однажды, попав в ситуацию, из которой, казалось бы, не
было ни-какого выхода, я отчаянно взмолюсь: «Господи!
Помоги мне сделать булат! А назову я его «Булатом
Аносова!». И Господь услышит мой вопль и поможет.
Но поскольку моя душа, содержащая в себе непомерное
количество грязи, будет не готова к этому чистому делу, Он
очистит ее болезнями. От непрерывных, изнурительных
болей в спине мои ноги порой заплета-лись, желудок
выворачивало наизнанку от диклофенака, головные боли были
такими, что мне иной раз казалось, что я сойду с ума.
В последующие годы, уже работая над книгой, я приду к
неожиданно-му и поразительному для себя выводу: мне
удалось повторить все узоры Павла Петровича Аносова,
расковывая булатные сплавки боками пнев-матического
молота, точно так же‚ как это делал он – без всяческих
ухищрений, прямой ковкой.
Обет, данный нашему Господу Богу‚ я выполнил и написал свою
первую книгу. И называется она:
БУЛА Т АНОСОВА .
Домыслы, загадки, изготовление.
С уважением к читателю, Владимир
Югов.

 

Глава IV


Плуг пашет

 

– Вовка, это что у тебя? – хитровато вопрошает Сергей

 

Гаврилов, показывая прокуренным кривым перстом на мою телегу

 

на колесах от «Восхода», в бездонном чреве которой сияют свежий

 

половой краской мотолебедка и плуг. Я останавливаю свой бег и

 

держу ответ:

 

– Лебедка с плугом.

 

– Ну-ка, ну-ка‚ покажи, – подходит к телеге Сергей и с минуту

 

изучает ее содержимое.

 

– Интересно, интересно, только почему плуг-то без ручек? Следующие пару

 

минут я с чувством, с толком, с расстановкой

 

объясняю ему преимущества данной конструкции, но Сергей

 

упрямо качает головой:

 

– Ручки надо.

 

Шурика Казакова я застаю на огороде, где он из старой ржавой ванны

 

разбрасывает вилами навоз на крайней грядке.

 

– Бог в помощь, Шурик.

 

Он прерывает свое многотрудное занятие, втыкает вилы в грядку

 

и ответствует не совсем вежливо:

 

– И тебя тем же концом.

 

– Где тут у тебя проехать удобней?

 

– До бани и направо.

 

Я протискиваюсь с телегой по узким мосточкам, огражденными

 

с обеих сторон старым покрытым белесым мохом забором‚ и

 

выхожу на оперативный простор. Наметанным глазом определяю

 

самую сухую и са-мую высокую грядку и приступаю к погрузочно-

 

разгрузочным работам. А Шурик в это время уже тащит волоком

 

следующую ванну с навозом.

 

Лебедку я устанавливаю в самом начале гряды, и несколькими уда-рами

 

ноги вгоняю грузозацепы в землю. Затем закрепляю «Дружбу» на

 

 

 

раме лебедки, натягиваю ремень и при помощи пары ключей закрепляю

 

подставку. Тетя Аня, появившаяся с ведром воды в руке из летней кухни,

 

останавливается у калитки и с интересом наблюдает за мной.

 

– Тетя Аня, здравствуйте.

 

– Здоровеньки булы.

 

– Вот решил попробовать плужок на вашем огороде, а то у

 

меня еще сыро.

 

– Попробуй, попробуй, а то завтра уже мы вспашем здесь.

 

– Шурик!

 

– Чего тебе?

 

– Да оставляй ты свое грязное занятие и подь сюда.

 

– И что мне делать?

 

– Шурик, ты будешь делать привычную работу, – газовать пилой.

 

Вот‚ смотри, ремень я уже натянул. Ты заводишь «Дружбу» и оставля-

 

ешь ее работать на малых оборотах. При этом сцепление пилы не

 

рабо-тает, и‚ соответственно‚ не работает редуктор с барабаном.

 

Ферштейн?

 

– Ферштейн.

 

– Далее я разматываю с барабана тросик, иду с плугом вон туда,

 

и когда махну тебе своей дланью, ты, стоя на раме за пилой,

 

поддаешь газку. Ферштейн?

 

– Угу.

 

Я сматываю тросик с барабана и с плужком в руке иду в противо-

 

положную сторону гряды. При помощи ключей устанавливаю высоту

 

полевого и бороздного колес на один уровень и кричу Шурику:

 

– Заводи!

 

Шурик открывает топливный краник, подсасывает в карбюратор

 

бензинчика и заводит пилу:

 

– Что дальше?

 

– Газуй!

 

Пила рявкает, и несколько зрителей, в числе которых я узнаю

 

быв-шего машиниста тепловоза Веню Хвостова, невольно

 

вздрагивают. Плужок дергается и‚ на ходу легко войдя в землю,

 

сам по себе начинает пахать землю.

 

– Вот это да!

 

– Надо же, такой малюсенький, а как пашет!

 

– Пройдя метров пять, мой плуг внезапно вылетает на

 

поверхность ‚и Шурик сбавляет газ:

 

– Не пашет ни хрена твой плуг.

 

– Да разве такое будет пахать, – слышу я возмущенный голос

 

Вени Хвостова, – у нас в колхозе вон какие плуги были! А это

 

что? Недо-разумение одно.

 

Я снова устанавливаю плуг в борозду:

 

– Давай!

 

На сей раз он благополучно доходит до лебедки‚ и Шурик

 

глушит пилу.

 

– Шурик, я сейчас заряжу плужок еще разок. Вот почему он

 

вы-летел, не пойму только.

 

Снова при помощи ключей я регулирую высоту колес, но на

 

этот раз бороздное колесо опускаю в борозду, оставив ширину

 

вспахивае-мой полосы земли сантиметров двенадцать, а

 

полевое колесо опускаю до непаханой целины.

 

– Шурик, готов?

 

– Всегда готов.

 

– Давай.

 

Пила рявкает, плужок срывается с места и идет ровно, не

 

рыская ни по сторонам‚ ни вверх-вниз, а я иду рядом. Вот плуг

 

доходит до лежащего кома навоза и снова выпрыгивает.

 

– Стой!

 

– Пошли отсюда мужики, ничего он не напашет. У нас в колхозе…

 

– Давай!

 

Плуг, дойдя до следующего навозного кома, выскакивает из земли.

 

– Стой! Все понятно.

 

– Чего тебе понятно, Володя?

 

– Ручки надо приварить, они у меня в углу кузницы стоят. От

 

прежнего плужка остались.

 

– И будет пахать?

 

– Как пить дать!

 

В том, что мой плуг будет пахать, я уже уверен на все сто процентов.

 

Потому, что я видел, как он работает.

 

– Как лебедка работала, Шурик?

 

– Как часы. Без всякого напряга.

 

– Вот и хорошо. Что дальше некуда. А где ваши гости?

 

– Уехали на Сахалин. Купили там трехкомнатную квартиру.

 

Только на нее денег и хватило.

 

– Весело. Ну, пока.

 

– Пока.

 

– Дружище! – громоподобный вопль Коли Балина бьет по

 

моим

 

ушам так, что я подпрыгиваю на месте‚ как молодой и резвый козлик.

 

– Дружище! Обоссы мою тельняшку – жить без моря не могу, –

 

рвет на груди рубаху Николай, подходя ко мне, копошащемуся возле

 

 

 

* * *

 

мотолебедки, стоящей у забора на плотной дернине возле

 

крайней грядки.

 

Сегодня суббота, выходной день, грядки на моем огороде‚ по-

 

моему разумению‚ уже достаточно подсохли для вспашки, и я с

 

утра пораньше решил заняться этим делом. Один‚ без помощ-

 

ников.

 

– Здорово, Коля!

 

– С удовольствием пожму вашу мужественную руку. Я вижу,

 

ты собрался пахать?

 

– Верно, мыслишь.

 

– Слух по поселку гуляет, что ты смастерил лебедку с плугом.

 

А поскольку я с понедельника в отпуске, и копать огород

 

лопатой мне, как серпом по яйцам, то я решил заглянуть к тебе,

 

глянуть одним глазком на твое изобретение, и если оно

 

действительно па-шет землю, то незамедлительно прибегнуть к

 

твой бескорыстной помощи.

 

– Ну вот‚ смотри.

 

Коля присаживается на корточки возле мотолебедки и предается

 

ее созерцанию.

 

– Хороша. Пробовал?

 

– Угу.

 

– Ну и как?

 

– Ручек не было, и плуг вышибало на комьях навоза. Вот

 

прива-рил. А уж коли пришел, то будешь пахать мой огород. Так

 

сказать для стажировки.

 

– Согласен, – рявкает Николай и закатывает рукава рубашки.

 

Я объясняю Коле смысл его обязанностей и достаю из-за уха

 

си-гарету:

 

– Сейчас перекурю, и начнем‚ благословясь.

 

Пока я пускаю дым к синему июньскому небу, Коля

 

настраивает под моим чутким руководством высоту колес

 

плужка, поскольку бороздное колесо пойдет по борозде, а

 

полевое уже‚ собственно‚ по грядке:

 

– Так?

 

– Да. Но это только для первой борозды. Затем колеса отрегули-руешь уже

 

по свежей, и начнем пахать первую грядку.

 

– Значит, мне на ручки не давить?

 

– Нет, только придерживай, ну что‚ с Богом?

 

– С Богом.

 

Коля с плужком в руке идет на конец гряды, а я тем временем

 

сма-тываю тросик с барабана.

 

– Все. Да, правильно поставил.

 

Я завожу «Дружбу», даю ей с минуту поработать на малых оборотах

 

и поддаю ей газку. Плужок сам входит в землю, а Коля, высунув

 

язык от напряжения, следует за ним, держась за ручки мертвой

 

хваткой. Когда плуг доходит до конца грядки, я сбрасываю газ, и

 

он замирает на месте. Коля выдергивает его из земли и,

 

убедившись в том, что я до-бросовестно подаю ему тросик,

 

прогулочным шагом следует обратно, держа плужок в одной

 

руке. Я помогаю ему подрегулировать колеса плужка и

 

возвращаюсь к лебедке:

 

– Готов?

 

– Готов.

 

И снова плужок легко и непринужденно, переворачивая и

 

рыхля десятисантиметровую полосу из земли, бежит ко мне.

 

Вспахав первую грядку, я глушу пилу и кричу Николаю:

 

– Перекур.

 

А он стоит возле вспаханной гряды и удовлетворенно качает

 

го-ловой:

 

– Если честно, дружище, я такого не ожидал.

 

Я подхожу к нему, окидываю прищуренным взглядом пахоту: земля на

 

грядке лежит ровно, сантиметров на десять выше соседней, еще не тронутой

 

плугом, и словно уже добросовестно обработанная граблями.

 

– И грабить не надо, – нагибается Коля к вспаханной земле и

 

ла-донью придавливает ее.

 

– Как пух!

 

– Если честно, Николай, я сам такого не ожидал.

 

– У соседа вчера лошадью пахали, таких комьев навыворачивали, что они

 

всей семьей будут их неделю разбивать. Слушай, а почему так?

 

– Если бы ты задал мне этот вопрос полчаса назад, то есть

 

до того, как эта гряда была еще не вспахана, я бы тебе ничего

 

не ответил. А сейчас, имея за плечами хоть и маленький, но все

 

же опыт, отвечаю: халтура.

 

– То есть?

 

– У нас плужок берет какую полосу по ширине?

 

– Ну‚ сантиметров десять?

 

– Вот в этомXто, Николай‚ и вся соль: полоса земли шириной

 

десять сантиметров и глубиной двадцать, если эта полоса,

 

конечно, достаточно просохла, срезается лемехом и

 

поднимается, перевора-чивается отвалом‚ и сама по себе

 

успевает разрыхлиться. А если мы с тобой возьмем и будем

 

брать более широкую полосу, то есть около двадцати

 

сантиметров, то качество вспашки будет совсем иным. То есть

 

мы будем иметь крупные комья земли на гряде. Понял?

 

 



 
Besucherzahler Beautiful Russian Girls for Marriage
счетчик посещений