Глава I.
Неисповедимы пути Господни

Северная Двина: «М. В. Фрунзе». Повестка. На флот?
Глубокой осенью 1974 года двудечный пассажирский пароход «М. В. Фрунзе», 1905 года постройки, неторопливо шлепая плицами по студеной воде Северной Двины, устало поднимался вверх по реке.
Ярко светила полная луна, заливая окрестные неприглядные берега своим серебряным безжизненным светом. Створы, бакены и вешки были видны как на ладони и, как пишут в романах, ничто не предвещало беды.
Капитан, традиционно стоявший на «собачьей вахте», задремавший по случаю на баночке в рулевой рубке, внезапно был разбужен удивленным возгласом рулевого:
– Вы что там, пережрались все?! Ой, что будет?!!
Вмиг прояснившемуся взору кепа нарисовалась следующая картина: встречный речной буксир шел почти идеальными зигзагами от одной кромки судового хода до другой. И все бы ничего, но на буксирном тросе у него болталась здоровенная низкосидящая баржа, которая тоже пыталась, хотя и не так изящно, повторять маневры своего буксира.
Приблизившийся буксир, явно нацеленный на таран, резко отвернул в противоположную сторону, унося от беды в ярко освещенной рубке своего безжизненно висевшего на штурвале рулевого. И, несмотря на усилия капитана «М. Ф. Фрунзе», отчаянно крутившего штурвалом, и бешеную работу колесных движителей, измочаливших деревянную вешку, обозначавшую границу судового хода, столкновения с баржей избежать не удалось. Ее тупой бушприт вломился в скулу парохода «М. В. Фрунзе», вскрыл обшивку выше ватерлинии, и лишь массивные шпангоуты и стрингеры, являющиеся скелетом любого судна, погнувшись, выдержали удар.
Но ни этот удар, ни суматоха, поднявшаяся среди команды парохода, не потревожили сладкого сна пассажиров, убаюканных лошадиными дозами спиртного из неиссякаемых запасов пароходного буфета и пароходного ресторана.
А речной буксир и его верная баржа, удачно освободившаяся от ненужного ей «М. В. Фрунзе», продолжили свой путь, как ни в чем не бывало.
По этому случаю капитан пассажирского парохода, как только пришел в себя от произошедшего, созвал небольшой военный совет, где было единогласно решено догнать обидчиков и выяснить, что там у них происходит, и если потребуют обстоятельства, то и наказать их.
И «М. В. Фрунзе» пустился в погоню, оглашая окрестности жуткими звуками судового ревуна.
На буксире к этому времени уже произошли кое-какие изменения – он уже не рыскал по реке, а шел более-менее ровно, а на его палубе время от времени появлялись плохо держащиеся на ногах какие-то темные личности в рубахах, завязанных узлом на пупах – по тогдашней моде.
Когда расстояние между судами сократилось метров до двадцати, изменения наблюдались и на борту «М. Ф. Фрунзе» – деревянные кранцы по правому борту были сброшены с привального бруса, а в районе предполагаемой точки максимального сближения судов стояла наша «абордажная команда» в количестве пяти человек во главе с боцманом Володей, имеющим солидный рост и вес, пудовые кулаки, хорошее русское лицо и немалый опыт в русской кулачной драке.
Опыт этот был приобретен и накоплен им на том же «М. В. Фрунзе» в течение многих навигаций на многочисленных деревянных дебаркадерах, где, как поется в песне, «нет ни критиков, ни милиции…» и где местная шпана, собирающаяся из близлежащих деревень и поселков, нередко пыталась «на людей посмотреть и себя показать». Остальные члены Володиной команды – рулевые, матросы и машинисты – были пониже ростом, но по ширине плеч и бойцовскому искусству мало уступали своему командиру. Они стояли молчаливо, привычно построившись клином, и лица их были спокойны.
Когда раздался скрип деревянных кранцев, свидетельствующий о полном сближении судов, команда буксира, в полном составе уже высыпавшая на палубу, взревела и отчаянно замахала ложками, поварешками и хлеборезами, заблаговременно прихваченными ими из-за праздничного стола. Но это был крик обреченных. В течение буквально двух минут они были нещадно биты и повержены на свою заплеванную палубу. В течение двух последующих минут капитан «М. Ф. Фрунзе» бегло и профессионально обследовал поверженных ратников на предмет принятия алкоголя и пришел к ужасному заключению:
– Бормотухи выпито по ведру на брата.
Рулевой буксира, уже стоявший прямо у штурвала, не принимавший активного участия в драке, вытирая кровь с рассеченной губы, предположений «эксперта» не подтвердил, но и опровергать тоже не стал.
А «М. Ф. Фрунзе», высаживая последних пассажиров, взял курс на родной Велико-Устюгский завод – навигация для него была закончена. А я, Югов Владимир Артурович, окончивший Велико-Устюгское речное училище № 4 по специальности «штурман-помощник механика», направленный на пассажирский пароход работать матросом на пару недель – до нового назначения – и не изъявивший желания покидать полюбившийся мне «М. Ф. Фрунзе», и отработавший в этом качестве почти всю навигацию, узнаю о случившемся только утром, перед заступлением на вахту.
По такому случаю на судне начинается грандиозная пьянка и заканчивается она уже только на следующее утро в родном затоне в городе В.-Устюге. Ближе к обеду наш кеп, вернувшийся из отдела кадров, бросил мне: «Зайди в отдел кадров, там тебе письмо». Письмо было из военкомата, а в конверте лежала повестка о призыве меня на действительную военную службу, из которой явствовало, что я должен явиться в Велико-Устюгский военкомат ровно через двое суток! Я тупо смотрел на белый листочек и ничего не понимал. Как это – через двое суток? Почему через двое? Совершенно ошарашенный, я что-то сдаю, что-то получаю, куда-то хожу, и так вплоть до вечера.
А на следующее утро я уже еду домой в Лойгу, наш северный лес-промхоз, где я провел все свое таежное детство, окончил восьмилетнюю школу и откуда заодно с моим другом детства Колей Балиным уехал учиться в В.-Устюг.
Сойдя с поезда, по дороге домой я заворачиваю в наш винный магазин и набиваю свой портфель под завязку сорокаградусной. Выйдя из магазина, закуриваю и слушаю, как за магазином никогда не убывающие выпивающие мужики с гоготом обсуждают поселковые новости.
Невольно вспоминаю картину из детства: этот же магазин, эти же вроде выпивающие мужики и чей-то возглас: «О, идет Борис». На дороге показывается неспешно идущее многоголовое стадо коз, а впереди, как всегда, величественно шествует непомерно огромный и ужасно вонючий козел Борис. На шее у него, как и у многих послевоенных козлов, немецкий железный крест, а голова его уже повернута в сторону магазина. Он отходит в сторону и командует своим невестам продолжать путь без него, а сам направляется к мужикам. Происходит бурная и радостная встреча собутыльников. Борису предлагают для начала пару папирос, которые он с удовольствием съедает. Дальше из заветного места достается заветная алюминиевая миска, в нее крошатся кусочки хлеба и обливаются водкой. Это для Бориса. Выпив и закусив, компания начинает разговоры «за жисть» – кто-то на кого-то жалуется, кто-то кому-то грозит. Борис тоже что-то блеет, ест папиросы, и со стороны кажется, что они отлично понимают друг друга. Вдоволь пообщавшись со товарищами, Борис отправляется домой, и в это время на дороге ему
лучше не попадаться. Это знают все.
Проводы в армию получаются спешными и скомканными. Проводить меня пришли мой сосед и друг детства Коля Щербина, прибывший на побывку, его отец Григорий, мой двоюродный брат Коля Воронин и мой дядя Павел. Друзья мои уже все служили. Мама, что могла,
собрала стол и сидела, пригорюнившись. Моя младшая сестра Татьяна
ушла к подружкам, чтобы не мешать взрослым, – квартирка-то всего однокомнатная. Я сидел, оглушенный происходящим и водкой.
В моей жизни происходила решительная и нежданная кардинальная перемена, которой я не ждал, не хотел и сделать ничего не мог. А мой разум не хотел, не мог и не воспринимал происходящего. Он как будто спал. Впоследствии в моей жизни несколько раз происходили столь стремительные перемены и тоже в течение трех дней, и я всегда впадал в это время в такое же заторможенное состояние.
На утро, видя мое подавленное состояние, мама вызвалась меня проводить и заодно навестить своих сестер – Лидию и Павлу, проживающих недалеко от В.-Устюга – в городе Красавино. Уже в В.-Устюге, подойдя к военкомату, я вижу множество призывников, стоящих группами, поодиночке или снующих туда-сюда. А подойдя ближе – и многих знакомых мне по речному училищу. В глазах зарябило – тельняшки, тельняшки, тельняшки. Загребут на флот! На три года! Ноги мои становятся ватными, и мне хочется удариться оземь, обернуться белым лебедем и улететь отсюда за сине море, за высокие горы к черту на кулички. Я поднимаю глаза и уже вижу себя, белого лебедя, радостно машущего могучими крыльями….
– Ну, что рот открыл, Владимир? – знакомый голос возвращает меня на нашу грешную землю. Василий Ежов и Валера Волокитин из нашей 97 группы стоят передо мною, и лица их, как ни странно, бодры и даже веселы. – На, испей живительной влаги, сразу порозовеешь.
В моей руке оказывается ополовиненная бутылка вермута, и я, взболтнув ее по привычке, жадно выпиваю, занюхиваю сигаретой «Прима», закуриваю. Сразу на душе становится как-то легче:
– На флот – так на флот.
В Вологде, на сборном пункте, я встречаю своего друга детства, и тоже закончившего наше речное училище, Витю Григорьева. Спустя пару дней Витю увезут на Балтику строгие подтянутые моряки-балтийцы. А нам, то есть мне, Валере Волокитину и Васе Ежову, предстоит долгая дорога на Северный флот, где, пройдя немыслимое количество врачей, испытаний в барокамерах и т. д., и т. п., мы окажемся перед массивными воротами Северодвинского учебного отряда подводного плавания.

 

 
Besucherzahler Beautiful Russian Girls for Marriage
счетчик посещений