– Обыкновенно. Берут иголки, стригут на части ножницами, закатывают в мякиши хлеба и глотают. Эти обрезки прокалывают либо желудок, либо кишку, образуются долго не заживающие язвы, и человека комиссуют. Ты что, не слышал о таком никогда?
– Нет. А что было дальше?
– Застукали и быстренько отучили.
От этой новости мои глаза сходятся к переносице, и я явственно вижу перед собой волевое лицо N и явственно слышу его короткие, жесткие команды. И вдруг этот человек, трусливый и жалкий, глотающий хлебные шарики с иголками?
– Николай, так он в учебке выслуживался для того, чтобы там
остаться?
– А ты это только сейчас понял?
Мы прощаемся с Николаем, и я иду на камбуз. Сегодня очередь нашего экипажа чистить картошку, и, чтобы закончить работу пораньше, мы сегодня идем туда почти всем экипажем, свободным, разумеется, от вахты и дежурств. Опять звучат анекдоты и жарятся безразмерные противни картошки, а время бежит быстро и весело. А когда возвращаемся в команду, один из мотористов вдруг обнаруживает пропажу
денег из тумбочки.
– Сколько же у тебя было? – спрашивает его строевой старшина
Валера Бузумурга.
– Сто пятьдесят рублей. Магнитофон хотел купить к ДМБ.
Сто пятьдесят рублей – это сумма немыслимая для моряка-срочника и пропажа такой суммы – дело в нашем экипаже неслыханное.
Да, могут снять краб с бескозырки, могут умыкнуть бушлат или даже тюбик зубной пасты, или щетку перед утренней проверкой, но деньги у нас никогда и никто не крал и никто их никогда не прятал, деньги у всех хранились просто в тумбочках, и тумбочки эти никогда не запирались.
Валера Бузумурга докладывает о случившемся нашему замполиту, и спустя полчаса он в команде уже выясняет подробности кражи.
Картина складывается следующая: пока экипаж находился на камбузе, в помещении команды находились постоянно или приходили по каким-то причинам и уходили в общей сложности человек двадцать.
Замполит с помощью дневальных и дежурного по команде уточняет и составляет список подозреваемых. Их человек 15–17. После этого всех по очереди он приглашает в свой кабинет и берет у каждого отпечатки пальцев на отдельный лист бумаги. И каждому объявляет, что уже утром пойдет с ними и, конечно же, с пальчиками, взятыми с тумбочки, прямиком в особый отдел. Со всеми он беседует недолго, но основательно. Затем уходит домой. Уже ночью дежурный по команде открывает кабинет замполита, чтобы дать возможность нарядчикам сделать там уборку, и видит на столе один единственный листок. Ради любопытства он берет его в руки и читает:
– Объяснительная. От старшины второй статьи N…
Далее по тексту следуют подробности совершенной несколько часов назад кражи старшиной N и его горькое раскаяние по поводу случившегося. Этот самый N пришел к нам в экипаж пару месяцев назад с какой-то другой лодки, и мне лично он едва знаком. А через минут десять в рундучной уже собрались годки, куда был доставлен и этот N для объяснения.
После того, как был выслушан его жалобный рассказ, годки становятся в круг, а трясущийся N оказывается в центре. Хлесткие удары быстро превращают его гладкую выхоленную физиономию в кровавое месиво.
А утром, перед построением в команду приходит наш замполит, спокойно смотрит на его фиолетово-лиловую физиономию и, ни у кого ни о чем не спрашивая, уводит старшину N в неизвестном направлении. И больше о нем никто и никогда не вспоминает.
Я стою на крылечке штаба нашей дивизии и с великим наслаждением курю сигарету «Прима». Сегодня дежурю в штабе и только что честно и добросовестно отстоял свои четыре часа. По календарю уже август, и заметны первые признаки наступающей осени. Листья на березках наполовину пожелтели, а травка местами приобрела темно-бурый цвет. Да и по ночам уже довольно прохладно.
По узкой извилистой дороге, проходящей как раз мимо штаба, неспешно, переваливаясь с боку на бок, движется машина скорой помощи, выкрашенная в защитный зеленый цвет. В ее зарешеченном боковом окне мотается чья-то круглая физиономия, а руки крепко обхватывают прутья решетки. Когда машина почти сравнивается со мной, я узнаю за решеткой Александра Зеликовича. Стекло в окне отсутствует, и он, тоже увидев меня, передает мне срывающимся голосом прощальный привет:
– Артурыч! Я ничего не сказал!
Машина уже удаляется, и я вновь слышу его надрывный крик:
– Скажи ребятам: я ничего не сказал!!!
Он что-то еще пытается передать мне, и я слышу его прощальные вопли, но слов уже разобрать не могу. Куда его везут? Что они там опять натворили?
Вечером, сменившись с дежурства, иду в свой экипаж и вижу си дя щего на своей коечке Николая Александровича. Рядом с ним восседают Игорь Павлов и Тигран Авагян. Николай что-то им впол-голоса рассказывает, а они с большим интересом слушают его, время от времени гогоча во все горло. Мне одного взгляда на них достаточно, чтобы понять, что компания где-то крепко погуляла: все они веселы не в меру, на челах печать усталости, а глаза все еще мутные и шальные.
– Годкам БЧ-2 добрый вечер.
– Привет. Привет. Отслужил?
– Так точно, ваше высокосковородное.
Они, улыбаясь, выжидательно смотрят на меня. У Тиграна улыбка, как всегда, дружелюбная, у Игоря тоже, как всегда лучезарная и чистая, а вот Коля улыбается кривовато-виновато, и поэтому вопрос к нему:
– А где Копшук?
Они дружно переглядываются, выдерживают таинственную паузу, и Николай Александрович, нарочито тяжело вздохнув, нехотя выкладывает мне захватывающие подробности событий вчерашней субботы и сегодняшней первой половины дня.



 
Besucherzahler Beautiful Russian Girls for Marriage
счетчик посещений