И он ныряет уже в следующий нижний люк. Мы бестолково топчемся, взирая на все и вся с изумлением и благоговением. По внутренней связи – «каштану» звучат какие-то команды, но они нам малопонятны и нас пока как бы тоже не касаются.
По распределению я попадаю на боевой пост № 10, находящийся у переборочного люка на верхней жилой палубе. Старослужащего, традиционно передающего свой опыт и знания, на нем нет. То есть осваивать мне придется этот пост самостоятельно. Я получаю книжку – «Боевой номер», где досконально расписаны все мои обязанности по всем тревогам, командам, в том числе и ракетной стрельбе. Все это мне надо выучить наизусть. А еще нам всем надо «проползти на брюхе» все отсеки корабля, которые мы должны тоже знать, как свои пять пальцев. А уж о своем четвертом ракетном отсеке даже и речи нет – здесь мы должны знать и помнить все досконально.
Перед построением на обед, после малой приборки нам дозволено быстренько перекурить. От первой затяжки сладко кружится голова, и ноги делаются ватными – хорошо!
После обеда я уже больше нахожусь на своем боевом посту, вытираю пыль с приборов и труб вентиляции, где ее накопилось великое множество, и очищаю суконкой изрядно пожелтевшие медные клапаны. При всем при этом напряженно вытягиваю шею при каждом открывании переборочного люка, стараясь не проморгать прихода в отсек старпома или командира корабля. Если вдруг таковое произойдет, я должен по уставу подать команду: «Внимание, в отсеке!».
А поскольку годки и подгодки после обеда занимаются своими делами, что-то строчат на швейной машинке, готовясь к неумолимо грядущей ДМБ (демобилизации) или же сладко спят в шхерах необъятного четвертого отсека, то я должен не просто подать команду «Внимание, в отсеке!», а рявкнуть так, чтобы ее услышали все. В противном случае – дурнопахнущая и безрадостная перспектива, обещанная Колей Бушуевым, сгнить живьем в гальюне.
Перед ужином в конце дня опять традиционная малая приборка и сладкая мечта о коротком отдыхе, после чего и, конечно же, не менее сладкая мечта добраться до своей коечки, в которой целых 8 часов нет ни беготни, ни приборок, ни окриков и один только сон.
На вечерней проверке происходит неслыханное – нет нарядчиков.
Дежурному по команде, слегка ошалевшему от этого, строевой старшина Савенко лениво бросает:
– Сам будешь толчки в гальюне драить.
После этого известия сразу появляются несколько «добровольцев», изъявивших желание выдраить гальюн, а заодно рундучную и Ленинскую комнату. В числе добровольцев оказываюсь и я. До коечки я добираюсь только во втором часу ночи, и почти сразу же звучит команда:
– Команде вставать! Приготовиться к выходу на физзарядку!
Ближе к полудню Володя Попов собирает нас, молодых матросов, на нижней палубе нашего четверного отсека – подальше от ушей начальства. Оглядев нас своими острыми холодными глазами, он говорит:
– То, чему вас учили в учебке, как надо служить на корабле, – наплевать и забыть. Одна семья на корабле – это мы, срочники. И в этой семье есть своя неписаная иерархия – годки, подгодки и так далее.
 |
 |
 |