А уже вечером в кузове того же самого военного грузовика, мчавшего нас обратно на базу, я услышал следующую историю нашего внезапного набега на губу и обратно.
Предыдущий наряд, в который были отобраны «лучшие из лучших» моряки Краснознаменного Северного флота, привычно спокойно и уверенно заступил на дежурство по охране в чем-то и где-то провинившихся губарей. Утром, как это бывало нередко, часть губарей под охраной красавца-моряка была отправлена работать на какой-то склад: грузить немыслимо тяжелые ящики, содержимое которых даже отдаленно не напоминало принадлежность к вино-водочным изделиям. Часть этих губарей составляли солдаты все умеющего советского стройбата и знающие все близлежащие склады наперечет. Что произошло там с арестантами и их конвоиром, никто так и не узнал, думаю, не знают и до сих пор на уже Российском военно-морском флоте. Произошло же следующее незабываемое событие.
Караульный, стоявший на караульной вышке и время от времени пытавшийся скрыть зевоту похлопыванием ладони по рту, вдруг заметно забеспокоился. Он то протирал глаза, то застывал в позе былинного богатыря с ладонью у лба, напряженно вглядываясь вдаль. К губе по извилистой и пыльной дороге приближалась какая-то непонятная процессия, издали напоминающая похоронную. Впереди ее, как полагается в подобных случаях, несли тело усопшего, а следом шли шатающиеся от горя, обнявшиеся и завывающие родственники. Тело несли, как и положено, вперед ногами. Ноги эти покоились на плечах усталых воинов стройбата, а тело несли на плечах моряки. «Покойный» был одет тоже в морскую форму. Время от времени процессия останавливалась, так как воины, несшие тело, от усталости валились на пыльную дорогу, и возникала куча-мала. Но родственники вновь и вновь находили в себе силы, водружали тело на прежнее место, то есть на плечи солдат и матросов, и траурная процессия вновь продолжала свой тяжелый и скорбный путь. Командовал всем этим воинством маленький солдатик – замыкающий и тащивший за собой волоком по дороге какой-то тяжелый предмет. Караульный еще раз протер свои натруженные глаза и наконец понял: в родную губу возвращались временные постояльцы, отправленные утром на тяжелые и изнурительные работы на склад. На плечах они несли своего
конвоира, а маленький солдатик, замыкающий шествие, волочил по пыльной дороге его автомат. И караульный изо всех сил надавил на тревожную кнопку. Вызванный начальник караула окончательно прояснил ситуацию:
– Нажрались где-то. Как свиньи. Ой, что будет?!
Он, как честный офицер, доложил о случившемся ЧП по команде и вместе со своими подчиненными был снят с несения караульной службы. А караульный красавец-матрос остался досматривать сны в одиночном номере. И смотрел он их там еще пятнадцать ночей, а днем носил в кружке воду и заполнял ею двухсотлитровую бочку доверху. Когда бочка наполнялась, ее опрокидывали на бок, и вода из этой бочки выливалась. Чтобы на завтра моряку-красавцу была опять работа.
С приближением нашего самого большого праздника – Дня Военно-морского флота пошли непрерывно чередой уборочные, малярнопокрасочные и прочие работы как на базе, так и на корабле. Все, что могло быть выдраено, – драилось, что могло быть покрашено – красилось. Откуда-то появлялись бесчисленные строгие проверяющие, обязательно находящие «очередные» недостатки, и мы опять и опять драили, чистили и красили. Все это Женя Бахаенков прокомментировал так:
Два солдата из стройбата Заменяют экскаватор, А у нас матрос херовый Заменяет трактор новый.
 |
 |
 |