В отсеке на ракетной палубе опять банкует трюмный Александр с чайником в руках, заполненным свежей порцией водички со стометровой глубины. Это событие, конечно, более знаменательное, чем предыдущая пятидесятиметровая глубина, но кружку принимаю уже с меньшим энтузиазмом. Далее тосты следуют один за другим – за 150 метров, за 200 метров, за 250 метров и за предельную глубину погружения – 260 метров. После седьмой обязательной радостной полкружки меня уже слегка подташнивает, а желудок на каждый шаг отзывался громким бульканьем. И все бы ничего, и вполне возможно, что этот праздничный день для меня мог закончиться очень достойно, если бы не решение командира всплыть.
А за те несколько часов, когда корабль находился под водой, погода существенно испортилась, и жесткие удары волн по легкому корпусу я слышу очень явственно. А корпус корабля сначала накренился на один борт, затем выровнялся и начал крениться на другой борт. Крен раз от раза нарастает, то есть начинается существенная бортовая качка. Несмотря на то, что я сам, уцепившись за трубы, стараюсь держаться прямо, мой желудок, забулькавший еще громче и веселее, внутри меня тоже раскачивается, а морская горькая водичка время от времени подступает к самому горлу. Меня мутит.
Очередной приступ тошноты я уже не могу сдержать и в несколько прыжков оказываюсь в гальюне. Тщательно вымыв после себя раковину и ополоснув лицо холодной водой, я присел на коечку и отдышался. Несмотря на продолжающуюся качку, в дальнейшем я чувствую себя уже вполне нормально.
Швартовка к стенке проходит неторопливо, без криков и эксцессов. Портовый буксир работает ювелирно, а наш командир, находящийся на мостике в рубке, тоже знает свое дело – корабль, подрабатывая машинами, помогает буксиру своевременно и осторожно.
– Молодец, командир, – резюмирует Федор Федорович и оборачивается к нам:
– А сейчас законный перекур, товарищи подводники.
Что такое капитан судна, допускающий грубые промахи во время швартовки, я знаю не понаслышке, потому что швартоваться как в качестве рулевого, так и в качестве матроса, работающего со швартовыми концами или чалками, мне приходилось не одну сотню раз.
К тому же к нам, как швартовой команде, время от времени доходят сведения о различных внештатных ситуациях, возникающих на военном флоте. Совсем недавнее ЧП во время швартовки БПК (большой противолодочный корабль) к пирсу – лопнул толстый стальной трос, может быть, своевременно заведенный, но очень не своевременно закрепленный на кнехте, поскольку скорость корабля была еще значительной. Лопнувший трос сыграл, как пружина, и искалечил ноги восьмерым матросам. Что с ними стало потом?
Я лежу на коечке в отсеке и пытаюсь заснуть. А заснуть мне не дает пустой и всегда требующий пищи мой желудок. Сходить, что ли, в третий-бис и свистнуть баночку сухарей? Нет, лучше выспаться. Ночью мне заступать на верхнюю вахту, а значит, вахтенный центрального поста разбудит меня минут на двадцать раньше. Лучше все-таки выспаться, решаю я и переворачиваюсь на другой бок. Сны мне не снятся на военной службе.
– Югов, подъем, – меня встряхивают за плечо, и я привычно вскакиваю с коечки. Одеться пара пустяков – вставить ноги в разношенные сапоги, пристегнуть гюйс и нахлобучить на голову пилотку.
 |
 |
 |