Моя предосторожность продиктована горьким опытом. В пятом отсеке расположены аккумуляторные батареи и камбуз, а в трюме есть небольшая и тесная выгородка, в которой постоянно скапливается вода. Трюмный годок по понятным причинам эту воду убирать сам не может. Поэтому он сидит и терпеливо ждет свою жертву – случайно влетевшего в отсек «карася». Кто он такой, из какой боевой части и куда, и зачем направляется – его не волнует. «Карась» загоняется в выгородку и основательно и добросовестно под бдительным оком «старшего товарища», вооружившись ветошью и обрезом, вылизывает эту выгородку. По времени это занимает примерно час. Пару раз таким «карасем» оказывался я. Посланный кем-то из наших годков по срочному делу я вернулся в отсек только через час, в течение которого драил выгородку в пятом отсеке. За что и получил два наряда по службе. Никакие объяснения во внимание приняты не были. Это наука. Поэтому мы с Копшуком на цыпочках и на одном дыхании пролетаем пятый отсек. Следующий, шестой, встречает нас оглушительным ревом работающих дизелей. От этого рева сразу закладывает уши, и стоящий на вахте моторист нашего призыва Коля Саенко с наушниками на ушах машет нам, слегка обалдевшим, – проходите. В седьмом электромоторном отсеке опять тишина и прохлада, а в восьмом торпедном нас уже ждет большой бак с нечищенной картошкой. После четвертого отсека торпедный кажется крохотным и неуютным. Мы чистим картошку и слушаем торпедистов:
– Ваш четвертый расположен в центре корабля, и килевая качка у вас почти не ощущается. А восьмой то подлетает на несколько метров вверх, то проваливается вниз. Ощущение не из приятных.
Торпедные аппараты пустые, и поэтому БЧ-3 не особо озабочены и более-менее словоохотливы.
После царского обеда я заступаю на вахту. Обязанности мои вроде бы несложные – постоянно быть на связи с центральным постом, визуально контролировать жилую палубу и, конечно, предупреждать личный состав БЧ-2 о прибытии командира или старпома. Коля Тришин, сменившийся с вахты, довольный выныривает из лючка ракетной палубы.
– Как служба? Сидите, курсант, сидите.
Он присаживается на коечку и делится новостями:
– Погружаться не будем. К ужину должны быть уже на «Звездочке».
Дверь каюты, расположенной напротив нас, приоткрывается, и оттуда раздается ехидный голос Федора Федоровича:
– На ужин вам будет любимая пшенная каша с маслом.
Ручка кремальеры переборочного люка с резким щелчком поднимается, и я вскакиваю с коечки. В отсек через переборочный люк, низко нагнувшись, ловко и привычно проскакивает командир корабля – капитан первого ранга Герасимов. Он, как и весь экипаж, в синем костюме подводника, на голове офицерская пилотка с «крабом», а на левом кармане куртки пришит боевой номер с надписью «командир».
– Внимание в отсеке! – громко гаркаю я.
Из каюты выскакивает командир БЧ-2 капитан третьего ранга Мункевиц и что-то докладывает командиру. Я оглядываюсь назад – Коля Тришин испарился и, судя по открытой двери каюты, Федор Федорович тоже. И когда успели?
Вечером корабль уже швартуется к стенке в своей родной «Звездочке». Федор Федорович как командир кормовой швартовой команды со словами «смотрите и учитесь», набрав в руку нужное количество колец бросательного конца, резко и сильно швыряет его матросу, стоящему на стенке возле массивного кнехта. Тяжелая деревянная груша попадает зазевавшемуся моряку прямо в лоб, и он от неожиданного и ощутимого удара плюхается на задницу. Старший лейтенант Леонов довольно хохочет:
– «Буки-2» привет от БЧ-2.
«Буки-2» – так именуют личный состав береговой базы. Я наблюдаю за швартовкой из своего лючка, во рту у меня сигарета, и голова слегка кружится от первых затяжек – надо же, целый день не курил.
 |
 |
 |