Преподаватели, почти все бывшие офицеры-подводники, иногда оторвавшись от темы урока, немногословно рассказывали нам о жизни и службе на кораблях. Я не помню, чтобы кто-то когда-то из них рассказывал о геройских подвигах послевоенных подводников или геройской гибели подводных лодок. Нет. Для них это была часть их жизни, и никакими героями и супергероями они себя не считали.
А вот совет дать, как жить и служить на военном корабле, никогда не отказывались. Потому что устав – это устав, а жизнь – это жизнь.
Запомнились и накрепко впечатались мне в голову из них три:
1. На флоте не любят стукачей.
2. На флоте не любят жалобщиков.
3. На флоте, в частности на подводном флоте, не любят говорить
об авариях на подводных лодках.
Старшины-преподаватели, наоборот, на занятиях были строги и ретивы, и дальше, чем об «уставе, написанном кровью», разговоры, как правило, не велись. У них была иная задача – сделать из нас исполнителей, не думающих, не чувствующих и так далее, для которых есть только устав, который надо исполнять неукоснительно от «А» до «Я».
Подобный метод муштровки мозгов почти стопроцентно действует на молодых новобранцев, в чем на собственном опыте однажды убедился старшина соседней смены. Поздно ночью, возвращаясь в легком подпитии из самоволки и перелезая через высоченный бетонный забор, он слегка запутался в колючей проволоке, протянутой по периметру этого самого забора, и свалился чуть ли не на голову своему курсанту, несущему караульную службу. И как старшина не умолял своего подчиненного, как не пытался достучаться до запудренных напрочь им же мозгов, взывая к пониманию, состраданию и милосердию, – все было напрасно. Курсант по уставу положил его на землю и вызвал начальника караула. Старшину отправили на отдых на губу, а курсанта поощрили.
Однажды, по случаю торжественно объявленного очередного субботника, несколько парней из нашей смены, в том числе и я, под руководством нашего строевого старшины Алимкина, человека спокойного и совершенно беззлобного, грузили мусор на самосвал. Мусор – это мусор, и мне было жаль пачкать мой новенький бушлат, поэтому я его снял, повесил на какой-то гвоздик неподалеку и, оставшись в одной флотской робе, с удовольствием швырял в кузов какие-то железки, ненужные покрышки и прочую дребедень.
В руки мне попался автомобильный аккумулятор и я, изготовившись для броска, поднял его над головой. В это время из аккумулятора мне на лицо и грудь полилась какая-то жидкость. Аккумулятор полетел в кузов, а я почувствовал, как кто-то крепко хватает меня за шиворот и тащит в сторону к соседнему зданию. Это наш старшина Алимкин. Он пинком распахивает дверь, рывком сует мою голову в какую-то полубочку и открыв кран с холодной водой на полную катушку, направляет струю воды мне на голову. Изрядно прополоскав мне голову, он заходит в другое помещение кочегарки (соседнее здание на самом деле оказалось кочегаркой) и выносит оттуда вафельное полотенце:
– На, вытрись.
Я обтираюсь, как могу, а он внимательно осматривает мое лицо и отправляет меня сушиться.
Вечером он, подойдя ко мне, долго рассматривает мое лицо, удивленно качает головой – на лице лишь небольшие красные пятна. Я-то посчитал этот аккумулятор со снятыми крышками как давно лежащим и предполагал, что в его банках находится уж никак не щелочь, а залившаяся дождевая вода, и поэтому не придал этому случаю особого значения. На утро, после команды подъем, я быстро оделся и встал в строй, и только после этого увидел, что новенькая роба на плечах, на груди и на животе вся в дырах. И тут мне стало не по себе.
Впоследствии, много раз прогоняя в голове этот случай, я задавал себе вопрос: смог бы я, вот так, как строевой старшина Алимкин, мгновенно прокачать случившееся и отреагировать, приняв единственно правильное решение? Нет, наверное, не смог бы. Я не знаю, что было бы с моим лицом, зазевайся он хоть на минуту.

 

 



 
Besucherzahler Beautiful Russian Girls for Marriage
счетчик посещений